Молитва из сточной канавы. Гарет Ханрахан
их, коли сможешь. Разве город твой пуст? Не твое ли собственное лицо сейчас на тебе? Мы свою часть исполняем. Ищите среди своих.
Проговаривая, Крыс уловил отголосок мыслей древнего упыря. Воспоминания о старой-престарой войне, о священных бойцах в капюшонах – в руках огненные мечи, о том, как одинаково горят упыри и веретенщики, как горит всякая нечистая тварь из глубин. Они не везде действовали скрупулезно. Иные твари уцелели – и гноили скверной руины храмов, и росли под почвой склепов. Предстали видения: веретенщики расцарапывали каменные печати, что поныне держат под замком остатки нечестивого войска.
Они боятся, подумал Крыс.
Зря он подумал.
Старейшина упырей был в его голове – и читал его мысли быстрей и отчетливей, чем он мысли старейшин. В миг перед взором предстал он сам в виде крысы: клочочек жалкого, обмочившегося меха и мяса метался по темным углам, а великий упырь, словно громадный хищник, урчал, принюхивался, готовился к прыжку. Заткнись и не лезь, куда не звали, – таков смысл послания, и Крыс усвоил его. С краю дольше проживешь – он не матерый упырь, не вор-ухарь, не крутой здоровяк, не агент церкви Хранителей, но по чуточке от каждого, на самой грани. Не ввязан ни во что, всегда готовый свалить, и он искренне стремился таким и остаться. Больше он не понимал и знать не желал, о чем там рядятся упыри и Алина.
Старейшина упырей опустил руку, и Крысу опять вернулось собственное тело.
– Хранители выполнят обещанное. Почившие в вере – ваши, – сказала Алина. Огонь потух, и она хмуро добавила: – Им-то по этому поводу возразить нечего.
Старейшина упырей впрямь засмеялся над этим: загудел клекотом, будто всасывающий водосток, и полез на свой пьедестал. Смежил глаза и вновь вступил в молчаливую беседу с собратьями.
Алина вздохнула.
– Пошли. – Она здорово утомилась.
– Сюда, – позвал Крыс, себе на удивление. Он повел ее по другому туннелю. В голове ясно забрезжил путь обратно на поверхность. Видно, старейшинам тоже хотелось поскорей избавиться от Алины.
Они пробирались в тишине, брели в гору по бесконечным упырьим коридорам, что переплетались, закручивались винтом до самого верха.
Как ни странно, некоторые лекции оказались для Кари вполне интересными. Первую пару минут она надавливала на алхимическую веревку, намотанную на кинжал, мечтая, что вдруг она за ночь ослабла, но та держала, как всегда, крепко. Потом она рассматривала сотоварищей-студентов, тихо сидящих серыми рядами – как послушники некой церкви обучения. Большинство люди или в целом сойдут за людей; в первых рядах сидел ползущий, одной перчаточной рукой он постоянно придерживал фарфоровую маску. В Северасте она навидалась существ и побредовее.
Некоторые студенты глазели и на нее, гадая, кто эта новенькая. Она пялилась в ответ, пока те не опускали взгляды. Ее владение законами Гвердона ограничивалось практикой уличной воровки, проще говоря, «не попадайся». Теперь она задумалась о своем положении. Ловец воров ее отпустил