Душеед. Максим Бодягин
хватило мозгов объявить охоту на человека, давшего начало этому миру? На Освободителя, изгнавшего душеедов и спасшего человечество?
Лучше скажи, что мы будем делать, когда они нападут, ещё сильнее нахмурился Кромм. А они нападут? Да уж поверь, это только вопрос времени. Эумене досадливо тряхнула пушистым облаком волос: ты говоришь очень странные вещи, Кромм. Конечно, я тебя практически не знаю, но ты говоришь странно. Даже если поверить в нелепое предположение, что какие-то отверженные сектантки охотятся на человека, который в некоторых культах считается богом… Кромм, в истории ещё не бывало, чтобы они напали на нас. Кромм, мы – уна затра, мы бережём баланс с оружием в руках. Ни один человек не может сражаться с затрой, ни один.
Ох, боги-боги, простонал Кромм и сел, скрестив ноги, на циновку, покрывавшую спину землееда. Он почувствовал опустошение, как это часто бывало, когда ему не удавалось доказать свою точку зрения. Он посмотрел на затрини Эумене, которая гордо стояла, красиво откинув голову и вглядываясь в небо. Расскажи о себе, затрини, сколько тебе лет, откуда ты родом, попросил Кромм.
Эумене присела рядом и ответила вопросом на вопрос: будешь завтракать? Кромм молча кивнул и женщина хлопнула в ладоши, подозвав ближайшего затру и отдавая ему распоряжения. Почти тут же принесли горячий чай, вяленое мясо, хлеб и сыр. Эумене с поклоном предложила Кромму чашку и лишь когда он сделал глоток, ответила: мне даже и рассказать тебе особо нечего. Мне тридцать шесть и моя жизнь не отмечена особыми подвигами. Я не первая женщина, которую избрали возглавлять уну затра, но я точно самая молодая правительница затра за всю историю. Думаю, что мне просто повезло, ведь я высокородна.
Я родилась и выросла в панепистимии, мои родители были из уны буама, они преподавали. Отец – хирургию и травматологию, мама очень хорошо лечила зубы, к ней приезжали со всей ойкумены. А я росла сорванцом. Я не любила читать, не хотела петь и танцевать как все девочки. Когда мне было лет семь, я впервые увидела как затра тренируются, доводя до блеска своё искусство. Я до сих пор помню то утро: косые белые лучи солнца падали на их горячие тела, от которых струился пар. Под магическими знаками, покрывавшими их кожу, словно танцующие змеи, угрожающе играли черводы, глаза бойцов излучали праведную ярость, они почти безмолвно взлетали вверх, вздев в воздух жало и обрушивались на невидимого врага, рассекая его на двое. Ну и всё. Я тут же подобрала палку, вообразив, что это моё жало и начала копировать их движения. Меня, конечно, отлупили через два дня, когда заметили, что я вместо танцев бегаю в гимнасий затра. Но я наутро снова побежала тренироваться вместе с ними. Меня пытались образумить неделю, но я сбегала и раз за разом бежала в гимнасий, к любимой палке, которой я срубала головы окрестным кустам, засмеялась Эумене.
В конце концов, мастер-затра, проводивший тренировки, пришёл к отцу и сказал: светлый буама, твоя дочь за неделю научилась делать то,