Театр «Глобус». Андрей Феликсович Гальцев
чего к Саньку вернулся цвет лица.
– Так что же предложил вам Дупа? Колитесь. Ведь у него и труппы не осталось, только труппный запах. Но мне главное, чтобы декорации ставить. В "Рассвете над Парижем" я за час эйфелеву башню собирал. Было время богатырей сцены! Не то что нынче, убогий минимализм: сортир и мешковина.
– Что ты, Санёк, чем хуже театр, тем мощней декорации, – заметил Дол.
– Короче, – перебил его Саня, – все пьют за искусство, а мы выпьем за декорации!
– За алкоголизм во всём мире! – подытожил Дол.
Друзья провели за столом два часа, вспоминая театральное былое с чувством пережитой опасности, как вспоминают войну фронтовики. Солнце покраснело и стало прятаться. В соседнем дворе завыла собака. Напиток иссяк. Они только разогрелись пить, а бутыль опустела.
Дол вскочил, хлопнул себя по лбу.
– Чуть не забыл: меня ж Генриетта просила зайти к ней вечером.
– Чем больше женщин, тем жизнь дырявей, – Санёк усмехнулся, он порядком окосел, и, видимо, не ощущал своего лица, поскольку оно выражало нечто без его ведома.
Глава 7. Мы согласны
Дама с указанным именем, Генриетта Аркадиевна, когда-то вела курсы театральной пластики, потом – дикции. Дупа, который лет десять назад служил в министерстве культуры и курировал театры, закрыл её курсы, вследствие чего она, статная, педагогически властная, с крупными чертами лица, с тяжёлым пучком на темени, продаёт в "Глобусе" билеты. При встрече с Дупой она отворачивается, а тот нарочно заглядывает в кассу и спрашивает про дела-делишки.
Пожилая Генриетта Аркадьевна влюблялась в молодые таланты, как школьница. Нет, куда более страстно и для самолюбия мучительно. Несчастная одинокая женщина за лживые сексуальные старания по системе Станиславского готова была накормить и напоить актёра, а у него двойное пузо. Все таланты перегостили у неё по разу, и начался второй круг. Пожалуй, только Крата миновал этот эротический ужастик.
Санёк и Крат уговаривали полового посланца сразу, авансом, вынести от неё поллитровку, но Дол мрачно, со скорбной гордостью героя, которого партизанский отряд отправляет во вражескую канализацию, отмахивался.
– Раньше утра мне не выйти. Утром опохмелиться принесу, а сейчас решайте свои проблемы сами.
Крат не любил прислуживать алкогольному червячку. Он разозлился на себя и нарочно лёг, заложив руки под затылок, дескать, не пойду таскаться по людям с подлой улыбкой и надеждой на угощение. Санёк-Огонёк, напротив, отправился таскаться, потому что спать ему не хотелось, а выпить хотелось, и много энергии просилось в нём израсходоваться.
– Пойду обрадую кого-нибудь своей персоной, – сказал и скрылся в сумерках.
Так никто сценария и не дочитал.
Ранним утром, когда свет был ещё робким и словно подглядывал в окошко, Крат проснулся вполне довольный собой, поскольку вечером проявил разумность, ни совесть, ни голова не болели. Его разбудила птичка, тонким голосом напоминавшая о себе.
После рассвета