Метроном. Михаил Дынкин
всего-то и есть, что серебряный зимний денёк.
Ни прилечь, ни присесть, потому что вокруг Рагнарёк.
Остаётся идти днём с огнём в непослушной руке.
Остаётся найти человека в сплошном Рагнарьке.
Люди ходят на двух. Дух летит, не касаясь земли.
Человек или дух, ты дрожишь под напором зимы.
И проходишь сквозь снег, существо-антипод или пшик.
В кулаке оберег, а фонарик украл снеговик.
В животе холодок, остывают в глазах угольки.
И стоит городок над замёрзшею змейкой реки;
сувенирный такой: бакалея, церквушка, ларёк.
Помаши им рукой, выпей чаю в кафе «Рагнарёк».
«Елисей видит сон: злые люди везут Елисея…»
Елисей видит сон: злые люди везут Елисея
по осенней тайге, за которой иная тайга.
Там живёт рыба-скит – сухопутная рыба – под серым
непрерывным дождём и, нахохлившись, бродят стога,
навещают друг друга, сбиваются в стаи пингвиньи…
Бьёт хвостом рыба-скит по растёкшейся тусклой воде.
А внутри у неё Просветлённые лепят из глины
чёрных бабочек Чжоу, летящих во сне и во тьме.
Злые люди кричат: «Вылезай, Елисей, из повозки!
Это гиблое место придётся тебе по душе».
Он откроет глаза и упрётся коленями в доски,
станет мокрой травой, чёрной бабочкой в сером дожде.
«Марина вьёт из Мориса верёвки…»
Марина вьёт из Мориса верёвки,
затягивает Мориса в узлы.
Её глаза – две жуткие воронки,
а меж зубов – раздвоенный язык.
Она его не держит за зубами.
И Мориса не держит: скатертью
дорога… До чего же он забавен —
стоит на месте, говоря: «Адью».
Проносятся стремительные птицы
с кровавыми ошмётками в когтях.
Лежит в засаде хищник тигролицый,
отец изголодавшихся котят.
Деревья наклоняются к беседкам.
Кромсает тучу серебристый нож.
Куда ни ткнись – натянутая сетка;
не перепрыгнешь и не разорвёшь.
Поэтому, а может, по-другому,
так или эдак, эдак или так…
Купил у старой ведьмы мандрагору,
да позабыл, что делать с ней, простак.
Стоит теперь, болванчиком кивает,
адьюкает, а с места ни ногой.
Марина ничего не забывает.
Марина убивает, дорогой.
Марина
Марина курит, стоя у окна.
Марина или, может быть, Ока
впадает в шум гостиничный, сшибая
столы и стулья,
синими шипами
пронзая коридорного, пока
я думаю – ни слова о Мари…
Спасаются наружу комары.
Вздыхают липы.
И почтовый голубь
несёт письмо в потусторонний город,
съезжающий с Кудыкиной горы.
Там, воротясь со службы, имярек
конверт разрежет и увидит снег,
сирень в цвету и дуло пистолета,
нащупавшее ямку у виска,
поскольку