Серафина. Рейчел Хартман
качая головами.
Руфус был убит во время охоты, и королевская стража не нашла никаких улик, указывающих на то, кто это сделал. Отсутствие головы предполагало драконов – по крайней мере, некоторые так считали. Скорее всего, саарантраи, которые присутствовали на похоронах, очень хорошо понимали это. Осталось лишь десять дней до прибытия ардмагара и четырнадцать дней до годовщины мирного соглашения. Если принца Руфуса убил дракон, то время он выбрал на редкость неудачно. В народе из-за всего этого и так уже бродили волнения.
Я хотела было выйти через южные двери, но до них оказалось не добраться из-за каких-то строительных работ. На полу валялось нагромождение деревянных и металлических труб. Пришлось идти дальше по нефу к главному входу, следя краем глаза, чтобы из-за какой-нибудь колонны не выпрыгнул мой отец.
– Спасибо! – воскликнула пожилая фрейлина, когда я проходила мимо, и прижала руки к сердцу. – Еще никогда меня так не трогала музыка.
Я благодарно кивнула, не останавливаясь, но ее энтузиазм привлек внимание других придворных, стоявших поблизости.
– Превосходно! – услышала я.
– Безупречно!
Я скромно кивала и пыталась улыбнуться, уворачиваясь от рук, которые тянулись к моим. Пока я прокладывала себе путь в толпе, улыбка у меня на лице, по ощущениям, застыла и стала пустой, точно как у саарантраи.
Проходя мимо кучки людей в домотканых белых рубахах, пришлось на всякий случай накинуть на голову капюшон.
– Я похоронил столько народу, что и посчитать не могу – да пируют они все на Небесах, – заявил громила в натянутой на голову белой войлочной шляпе, – но ни разу не видел Небесной лестницы – до сегодняшнего дня.
– Никогда не слышал, чтоб так играли. Как-то даже не по-женски, вам не показалось?
– Может, она иностранка. – Они рассмеялись.
Я крепко обхватила себя руками и ускорила шаг; на пороге поцеловала костяшки пальцев, подняв их к Небесам, потому что так подобает делать каждому выходящему из храма, даже если этот каждый… я.
Вырвавшись на улицу, залитую тусклым дневным светом, я глубоко вдохнула чистый холодный воздух, и напряжение начало рассеиваться. Над головой ослепительно голубело зимнее небо; скорбящие, выйдя из собора, рассыпались вокруг, будто листья, гонимые кусачим ветром.
И только тут я заметила, что на ступенях храма меня ждет дракон, светясь своим самым искусным подобием настоящей человеческой улыбки. Никто в мире не смог бы умилиться этому натужному выражению лица Ормы – никто, кроме меня.
2
Как ученый, Орма имел освобождение от ношения колокольчика, поэтому почти никто не знал, что он дракон. У него, конечно, были свои причуды: он никогда не смеялся, плохо разбирался в моде, этикете и искусстве, любил трудные математические задачки и ткани, от которых не чешется кожа. Собратья-саарантраи могли распознать его по запаху, но мало кто из людей обладал достаточно хорошим обонянием, чтобы понять, что он – саар, или вообще представлял, как их племя должно пахнуть. Для остальных