Синий маяк. Ксения Литвинова
бы поаккуратнее с ранами, – просит она тихонько. – Чем больше крови, тем крепче Связь.
– Ты про что-нибудь другое думаешь иногда? – спрашиваю я обречённо.
– А у тебя сейчас поважнее мысли? – удивляется она. – Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.
– Там, – киваю я, – сундук под столом. Бери, что приглянется.
Сундук этот большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался разобрать, что там есть, для хозяйственных нужд. Но всякий раз крышку захлопывал. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?
А гостье сгодятся. Она первое же и натянула – голубенькое. Не новое, конечно, застиранное. Зато вид у неё стал не такой дикий.
– Длинно! – вздыхает. – Ничего, если я подол подогну? Иголку мне дать не побоишься?
– Отрезать быстрее, – подсказываю. – Кому их ещё носить?
– От матери остались? – интересуется. – А мать умерла?
Догадливая какая!
– Ну, значит, не обидится, – решает она, придвинув сундук к стенке. – Я тогда ещё гребень возьму, можно? Глядишь, и за человека сойду!
Это вряд ли, но хорошо, что она притихла. На сундук вскарабкалась и волосы расчёсывает. А глаза голодные.
– Давно, – спрашивает, – ты здесь?
– С рождения, – отвечаю.
– Это сколько?
– А тебе точно надо?
Не то, чтобы я тут календари рисовал! Но она так посмотрела – поневоле себя идиотом почувствуешь!
– Пусть будет восемнадцать, – решаю я.
– Лет?
– Ну да.
– Ну мало ли!
Как-то не захотелось её в ответ спрашивать. Скажет – две тысячи, мне что тогда, полегчает?
– А звать тебя как? – интересуется.
– Раньше, – припоминаю я, – звали Ильмом.
– А теперь? – удивляется она.
– А теперь звать некому.
Усмехнулась – словно бритва блестнула.
– Ты, – говорит, – так и будешь там стоять, Ильм? Как дальше-то будем?
– Как-нибудь, – предполагаю. – Полы, что ли, помой, как расчешешься. Раз ты теперь за хозяйку. А я на берег схожу. Сети проверю. Так и заживём.
– Можно и так, – соглашается она, немного поразмыслив. – Только я рыбу не ем. Даже сырую.
– Для тебя нормальная еда, как отрава? – не понимаю я.
– Смотря что считать едой, – говорит она. – Не отрава, конечно. Но всё равно что песок жевать. Разве что вырвет. Желаешь удостовериться?
– Да нет, – отвечаю, – спасибо. Лучше наберу для тебя ракушек.
– Зачем? – недоумевает.
– Бусы себе сделаешь.
В самом деле, не вечно же тут сидеть, раз она не уходит? Что уж, раз кровожадная нечисть, так непременно воровка? Ладно, пошёл за рыбой. Или топиться – какое настроение будет. Перо только с собой прихватил. Да, и книжки. А то мало ли.
Пока я сети вытягивал, пока рыбу из них выпутывал, тоски и беспокойства не ощущал. Наоборот, полегчало оттого, что не видно было эту напасть. Ну а что, плакать теперь, что ли? Ведь не может вся жизнь быть праздником! Эта кровопийца и убить меня