И оживут слова. Часть I. Наталья Способина
Страшен он был это время. Точно смерти искал.
Улеб ушел, а его слова еще долго звучали у меня в голове. Радимир искал сестру… Несмотря ни на что. Настолько любил? Исходя из того, что я увидела за последние дни, я поняла: да, любил настолько сильно, что искал мести или… смерти. Мне трудно было осознать подобное, но в его взгляде словно что-то загоралось, когда он смотрел на меня. А еще, и это меня необъяснимо пугало, в том же взгляде порой проскальзывала такая лютая ярость, что мне хотелось сжаться и спрятаться. Я понимала, что направлена она не на меня. Но от мысли о том, что способны сотворить такие эмоции, позволь Радимир им вырваться, меня пробирала дрожь. Ведь этот мир не был бутафорским. Здесь боль была настоящей, и кровь – тоже. Я пыталась как-то успокоить его, делала вид, что все хорошо, все позади. Но в такие моменты он не сразу мог смирить гнев: дышал прерывисто и резко, а мозолистая ладонь до боли сжимала мою руку. Неужели все в этом мире так мстительны? Ведь он считает, что Всемила уже несколько дней как дома. К чему столько эмоций? Откуда ненависть?
Ответ нашелся сам собой. Как-то вечером я услышала собачий лай, и Добронега пошла загородить пса, чтобы пропустить гостя во двор. Приподнявшись на постели, я с любопытством наблюдала через окно за молодой девушкой, о чем-то разговаривавшей с Добронегой. Я пока еще мало вставала с постели. Делала короткие прогулки по необходимости. Например, до туалета, располагавшегося недалеко от дома. Летом – это, конечно, экзотика, но как пользоваться этим зимой, думать не хотелось. А еще до бани. Хоть Добронега и ворчала, что лучше бы мне и мыться, и «по нужде ходить» прямо в доме, но я так не могла.
И вот сейчас я с интересом разглядывала девушку, одетую в длинное светло-серое платье, украшенное, кажется, каким-то узором, – отсюда было плохо видно. Широкий пояс перехватывал платье в талии. На ногах девушки красовались кожаные башмачки. У меня самой были такие, и они пришлись, на удивление, впору. Еще больше удивило то, что обувь оказалась удобной. Только непривычной: через тонкую подошву чувствовался каждый камушек. Но через какое-то время я просто перестала обращать на это внимание. Из одежды Всемилы я пока надевала лишь ночную рубашку да шаль, поэтому, впору мне остальные ее вещи или нет, сказать не могла. Зато успела заглянуть в соседнюю комнату, оказавшуюся чем-то вроде швейной мастерской, игровой и гардеробной «в одном лице». У Всемилы было много нарядов, некоторые из тяжелой парчи, расшитые чудесной тесьмой, но больше всего мне понравились простые длинные платья – повседневная одежда, которая, несмотря на свою простоту, должна была выглядеть очень женственной. И взгляд на гостью Добронеги эту мысль подтверждал. Грустно, что в моем времени за мишурой дорогих украшений вещи утратили красоту, присущую естественности.
Девушка что-то сказала, мотнув головой. Ее волосы удерживала лишь лента надо лбом, поэтому ветер, беспрепятственно подхватив длинные пряди, рассыпал их по спине. Волосы у гостьи были чудо как хороши: светлые, прямые и, наверное, тяжелые.