Одиннадцатый дневник. Игорь Губерман

      Вчера читал моральный

      текст, посвящённый чувствам,

      там даже секс оральный

      именовался устным.

      Забыл он нежность незабудок,

      не ждёт от жизни новостей,

      теперь один только желудок —

      источник всех его страстей.

      Когда я лепил из песка куличи

      и какал в ночную посуду,

      везде не висели уже ильичи,

      иосифы были повсюду.

      В истории больших идей,

      чей путь извилист и непрост,

      есть непременно прохиндей,

      авантюрист или прохвост.

      Уже наружно я пожух

      и перед лестницами трушу,

      но стойкий юношеский пух

      ещё хранит живую душу.

      Мужчины были животастики

      при очевидном самомнении,

      а жёны их – шедевры пластики,

      но в пародийном исполнении.

      Жизнь – удивительное чудо,

      где дни слагаются в года;

      и как явился ниоткуда,

      так и уходишь в никуда.

      Я думаю, что, старясь в нищете,

      Творцу я так же был бы благодарен,

      Ему не благодарны только те,

      кто смолоду был алчен и бездарен.

      Эфир, экраны, микрофон

      и новостей увеселение —

      так создаётся наебон,

      которым травят население.

      Склонный отродясь к самокопанию,

      сам себе слуга и господин,

      я люблю занятную компанию,

      часто я поэтому один.

      В житейской тьме ещё мерцая,

      легко живя в покое праздном,

      лишь об одном прошу Творца я —

      не награждать меня маразмом.

      Надеясь, сокрушаясь и греша,

      в нас мается бессмертная душа;

      то жарко торжествуя, то страдая,

      в отчаяние изредка впадая.

      Не физик я, но и не лирик.

      И рад весьма, что не зануда.

      Себе посмертный панегирик

      я перешлю уже оттуда.

      Полно людей сегодня сытых,

      душевно – умственно хромых,

      ибо количество убитых

      снижает качество живых.

      Какая перспектива бесподобная:

      присутствовать, участвовать, но – скрытно;

      моё существование загробное

      сейчас уже мне очень любопытно.

      И не случилось ничего,

      но климат жизни изменился

      из-за отсутствия того,

      с кем ты душою породнился.

      Нынче я всё реже

      нежусь на природе —

      ноги ещё держат,

      но уже не ходят.

      Я много больше мог успеть

      за долгий срок земной,

      когда б не так любил я петь

      в компании хмельной.

      Я знаю жизнь, играл я в ней

      и князя, и раба,

      и много сочных пиздюлей

      дарила