Мечты сбываются. Роман. Людмила Толмачева
и садись за стол, – с натянутой улыбкой приказала Татьяна.
– Зачем? Я и на кухне могу, – проворчал хозяин и неверным шагом
прошел в сторону кухни.
– Извините, – пробормотала Татьяна, вставая, и устремилась следом за мужем.
– Сейчас получит по полной, – ухмыльнулся Артур.
Из кухни раздался сердитый голос Татьяны. Она отчитывала мужа, но слов разобрать было невозможно. Вскоре она вернулась с бутылкой вина.
– Вот, из старых запасов, – ставя бутылку на середину стола, сказала она и постаралась стереть с лица досадливое выражение.
– О! Другое дело! – воскликнул Артур, взяв на себя роль виночерпия. – До боли родное «Каберне».
Он поднес бутылку к бокалу Насти, но Алексей накрыл его ладонью.
– Ей хватит сегодня, – строго произнес он.
– То есть как? – вспыхнула юная жена.
– Увы, – пожал плечами Артур. – Слово мужа – закон.
– А мне, пожалуйста, полный, – не глядя на Артура, попросила Воронцова.
Балашов обратил внимание, что еда на ее тарелке осталась нетронутой. «Странная дама, – подумал он. – Ведь опьянеет, как пить дать».
– Желание дамы тоже закон, – с завуалированной издевкой произнес Артур, наполняя бокал Воронцовой.
* * *
Сыграв с Артуром партию в шахматы, Балашов поднялся к себе.
Проходя мимо комнаты молодоженов, он стал невольным свидетелем их ссоры.
– По какому праву ты командуешь? – плачущим голосом вопрошала Настя.
– По праву мужа, – сдержанно отвечал Алексей.
– Мы что, при царе Горохе живем? По праву мужа, видите ли!
– Во все времена муж – глава семьи. Ты не знала?
– Надо же! Глава он. Сначала деньги научись зарабатывать, а потом командуй.
– Вот, значит, как? К деньгам все свела? А не ты ли на свадьбе у подруги вещала: «Только любовь правит миром. Ни за какие деньги не купишь любовь»? Врала, значит?
– Ничего я не врала. Просто… Просто…
Раздалось горькое рыдание, заглушаемое, очевидно, подушкой.
Покачав головой, Балашов вошел в свою комнату.
Он долго не включал свет, любуясь волшебной картиной за окном.
Там, на темно-фиолетовом фоне декабрьского вечера медленно кружились мохнатые снежинки, а за их тонкой кисеей проступали стройные стволы сосен-исполинов.
Воображение унесло Балашова в далекое детство. Вот он, тринадцатилетний пацан, идет с матерью по Синему бору. Солнце, пробиваясь сквозь густые ветви, ложится причудливым узором на изумрудный мох. Его бархатный ковер делает шаги неслышными, мягко пружинит и отдается в душе чем-то ласковым и теплым.
Мать уже набрала полную корзинку боровиков, крепких, ладных, с шоколадно-коричневыми шляпками, и зовет сына домой. А ему не хочется покидать это царство, где так хорошо и свободно душе. Он просит ее чуточку подождать, зовет к озеру, предлагает искупаться.
– Ну что ты, Сережа. Какое мне купание?