Отель «Калифорния». Виктор Улин
падал, падал и падал – и не собирался останавливаться.
13
– Ну что, Александр, поднимаемся спать?
От ходьбы по морозу Елена раскраснелась.
Лицо ее не напоминало бледную маску, увиденную за стеклом серой машины.
– Я думаю, сначала стоит поужинать, – предложил Громов. – Вы когда ели в последний раз?
– Когда…
Она подняла глаза к круглым белым часам, щелкающим над стойкой портье.
–…Не помню, если честно. Днем точно не ела. Кажется, утром. А может быть, и не утром, а еще вчера. Сегодня у меня…
Махнув рукой, Елена замолчала.
– Я почти так же, – сказал он. – В Москве что-то перехватил, уже не считается. Так вот давайте сейчас поедим.
– Я вообще-то вечером не ем, – ответила она. – Почти не ем. Ну так, чаю выпить, съесть грейпфрут, в нем нет сахара. Стоит хорошо поужинать – наутро плюс шестьсот граммов.
– Ну, знаете, Елена, – Громов усмехнулся. – За сегодняшний день вы скинули килограммов десять. Хороший ужин вам не повредит. Хотя вряд ли, конечно, в такой гостинице накормят чем-нибудь хорошим. Подадут какие-нибудь пролетарские пельмени со сметаной из порошка… но я так проголодался, что даже им буду рад.
– Ладно, уговорили. Гулять, так гулять…
Елена встряхнула головой.
Волосы блестели капельками растаявших снежинок: не подчиняясь указаниям, от машины до гостиницы она шла с непокрытой головой.
–…Только давайте сначала поднимемся в номер, оставим сумки. И еще я хотела бы по-быстрому принять душ. Знаете, Александр, я бодрюсь, но на самом деле меня бросает то в жар, то в холод. До сих пор трясет. Надо смыть с себя все это.
– Нет, Елена, – возразил он. – Подниматься мы не будем. Если поднимемся и вы пойдете в душ, то или вообще не спустимся, или ресторан к тому времени закроется. Кстати, он и так скоро закроется, туда перестанут запускать: это ведь не Москва, не ночной клуб, а провинциальная гостиница на откосе, да еще идущая на рестайлинг.
– Пожалуй, вы правы, Александр. Я на самом деле ужасно хочу есть, только сейчас поняла. Оттуда, кстати, вкусно пахнет.
– В общем так, Елена. Никуда не идем.
– Но дайте, я хоть пойду и сниму эти леггинсы, – просительным тоном сказала она. – Мне жарко. И вообще я в них – как рабочий и колхозница. Мне, конечно, все равно, но…
– Вы не рабочий и не колхозница. Вы музыкант и прекрасны, как виолончель. А от своих легинсов освободитесь здесь. Если тут ресторан, значит, где-то есть – как там у них называется – «дамская комната». Спросите у портье, она скажет. Давайте вашу шубу и сумку за двадцать тысяч, я пойду займу столик, прикину, что тут можно заказать.
– За двенадцать. Шубу отдам, сумку – нет. Там косметичка и все прочее, надо хоть губы накрасить.
– Ладно, давайте, я вас жду.
– А вам не будет тяжело? – Елена расстегнула крючки. – И без того навьючены, как осел, да еще моя шуба?.. Извините!
– Не будет. Ваше манто невесомо.
Поставив командировочную сумку на пол, Громов встряхнул Еленину шубку от снега, и отметил,