Мама, хватит!. Люба Дорога
мне можно поручить проект. При этом я все больше понимала, что стараюсь совершенно напрасно. Что всем, на самом деле, совершенно фиолетово, что я там пытаюсь доказать. Одни, если захотят, все равно найдут повод для придирки, другие посмотрят на тебя большими глазами и скажут: «А с чего ты взяла, что я требовал от тебя именно этого?», третьи вообще умрут, и ты так и не успеешь им ничего доказать…
– Давай, – сестра подняла бокал, и мы, не чокаясь, выпили. – За маму… Давно мы так не сидели, точнее говоря, никогда почти и не сидели, да же? Общее горе, говорят, объединяет… Брешут, поди, – философски заметила Таня, – а может, и не брешут… «Объединить можно то, что разъединено, но хочет объединиться» – во как я придумала! – хохотнула она и закурила. – Хотим ли мы объединиться, вот в чем вопрос… Мне вообще всегда казалось, что настоящего единства между нами нет, что между нами как будто все время что-то стоит… Ты как думаешь? – посмотрела она на меня.
– Да, – подтвердила я, – мне тоже так всегда казалось… А единство конечно, возможно, если мы обе его хотим.
– А что между нами стояло? – решила уточнить Таня.
– Я не могу сказать, что стояло с твоей стороны. Только ты сама это знаешь и можешь сказать, если захочешь. А с моей стороны это была, видимо, обида. И мой дурной характер.
– Как ты все-таки любишь рассказывать про свой дурной характер, – заметила сестра. – А обида-то на что? Деньги, имущество и мужиков мы с тобой не делили, в плане учебы и всякого такого ты во всем лучше меня была, драться мы с тобой не дрались… А на что еще обижаться можно?
– Не знаю, – задумчиво произнесла я. – Да, может, я и не на тебя обижалась… Хотя нет, похоже, все-таки на тебя… Просто мне всегда казалось, что папа любил тебя больше, и от этого ты вся такая деловая была, как будто кичилась этим. Вот за это я и обижалась. Мол, даже если он тебя одну любит, а меня нет, нечего этим хвастаться. И еще мне казалось, что тебе все равно на меня, не интересно со мной. Да и вообще, кому может быть со мной интересно?..
– Да уж, – Таня затянулась, – чудны дела твои, Господи… Ты не поверишь, я ведь почти за то же самое на тебя жлобила. Ну, что мама тебя больше любит и всячески подчеркивает, какая Василиса у нас молодец и хорошая девочка, не то что некоторые…
– Она никогда не говорила «не то, что некоторые», – вступилась я за маму.
– Ну да, я и не утверждаю, что она так прямо говорила. Но чувствовала я именно это… И это было капец обидно… Хочется же, чтобы мама тебя любила, даже если ты и не чудо-девочка… Мамы же должны любить? Они же для этого детей заводят – чтобы любить? А, Вась?
– Не знаю, у меня детей нет, – ответила я. – У тебя вот Никитка есть – ты и отвечай, ради чего детей заводят? Чтобы любить?
– Ага, фигушки… Скорее, потому что сами любят… У нас с Никиткиным папой такая любовь была – кошмар! Да ты помнишь, – улыбнулась Таня. – И плод этой любви не замедлил нарисоваться. А любить я Никиту училась