И пели птицы…. Себастьян Фолкс
крайней мере одеты эти люди прилично, – заметил, окинув зал взглядом, Азер.
Маргерит нервничала – ей никогда еще не доводилось сидеть за одним столом с хозяевами, она до возвращения официантки так и не смогла решить, что будет есть, и попросила Изабель принять решение за нее. Азер налил вина себе, а следом, когда Лизетта едва не устроила сцену, и ей тоже.
Стивен взглянул поверх стола на Изабель. Шесть дней назад она была мадам Азер, далеким и почитаемым предметом его страсти. Теперь она отдалась ему душой и телом. Вот высокий ворот ее платья с тускло-красным камнем у горла, вот должным образом уложенные волосы, вот глаза, оценивающе изучающие публику в ресторане, но одновременно хранящие в глубине зрачков по искре света, с очевидностью, как казалось Стивену, выдающей ее тайную жизнь, так что ему оставалось только поражаться, почему окружающие не понимают с первого взгляда: эта женщина изменяет мужу. Он наблюдал за тем, как она разговаривает с Грегуаром, как успокаивает Маргерит, и ему хотелось остаться с ней наедине – не ради любви, а ради разговора с подлинной Изабель. Едва выдавался безопасный миг, он старался встретиться с ней глазами и чуть приметно, для одной Изабель, кивнуть головой, – по тому, как смягчалось ее лицо, он понимал – она его жест приметила.
И внезапно Стивен осознал: в Англию он не вернется. Если прежде и существовала возможность, что происходившее между ним и Изабель в красной комнате поможет ему освободиться от влечения к ней, то теперь Стивену стало ясно, что его чувство не сводится к желанию, которое можно утолить или утратить. Оно дробилось, ширилось, меняло обличье и проникало в сферы его мыслей и эмоций, далеко отстоявшие от физического акта любви. Оно сделалось более важным, чем карьера и необходимость добывать средства к существованию; и ему не будет покоя, пока он не узнает, к чему оно приведет. Им завладело всемогущее любопытство, по силе сопоставимое с нежностью к Изабель.
Хотя голова у Стивена была ясная и все задания, как в школе, так и по службе, он всегда выполнял с легкостью, склонность к анализу так и не вошла в число его привычек. Его уверенность в себе не имела ничего общего с рассудочностью, он скорее следовал инстинкту, полагаясь на врожденный рефлекс осторожности. Глядя на Изабель, он понимал, что чувство, которое он к ней питает, человеку выпадает редко, и, значит, ему, Стивену, надлежит принять его как должное.
Жесткую, с кисловатым привкусом форель сменило водянистое тушеное мясо, справиться с которым удалось, лишь заедая его изрядным количеством хлеба. Изабель, поглощенная стараниями заставить Грегуара съесть все, что лежало на его тарелке, и изредка бросавшая взгляд на своих сотрапезников, казалась совершенно безмятежной. Стивен догадывался, что Изабель с такой внешней легкостью играет сейчас роль матери семейства как раз потому, что сознательно разрушила самые ее основы. Ни сарказмы мужа, ни двусмысленные намеки Лизетты, ни детские капризы Грегуара уже не способны были вывести ее из чарующего равновесия.
Насытившись,