Краски жизни. Елена Александровна Асеева
отрешенности этого места от мира. Одновременно она покачивалась матово-стальными клоками в узких переулках, что разрезали лежащую перед Зоей улицу. Она перекатывалась мохнатыми лепестками по крыше смоляного автомобиля, стоящего возле ближайшего дома, почти впритык к высокому забору, сомкнувшему остатки наблюдаемого участка. Насыщенный морозящей сыростью воздух казался таким же тяжелым, нудным, как и сам стелющейся повсюду теперь уже беспросветный туман.
На удивление, но не только улица, лежащая поперед Зои, но и проезжая часть, оставшаяся позади, и жилища людей не подавали признаков жизни, ровно они вымерли. И с тем вместе они утаили внутри себя всякие краски, переливы электрических огней, как и приглушили говор людей, лай собак, пение птиц, так что кроме редко летящих с небосвода капель, вроде и не пролитых начинающимся дождем, а всего только скинутых из аспидно-черных туч, изредка соударяющихся с полотном асфальта или повизгивающе-позвякивающе утопающих в лужах, ничего не было слышно.
Впрочем, в отличие от потерявшихся звуков, запахи продолжали восприниматься женщиной, сохранив свою яркость, а вместе с тем и собственную памятливость. Потому стоило Зое вздохнуть глубже, как она сумела разобрать приторность зеленой травы, наполненной мягкостью озерной воды, что нес в себе густой с изумрудным отсветом мох, плотно укутавший упавший ствол дерева. Кажется, всего лишь секунда и память нахлынув волной, словно ударившись о мозг женщины, выплеснула во всей яркости фрагмент прошлого. Не только само поваленное дерево, на которое облокотился Алексей, в свою очередь пролегшее мостком в неширокой ложбине, где темно-коричневую почву прикрывали оливковые, соломенные и пурпурные листья: узорчатые клена, лоптастые дуба и опять же филигранные ольхи, да проглядывали зеленые тончайшие лоскутки трав и побуревшие угловатые нити сухостоя. Память, однозначно, нарисовала и сам голубой осенний небесный купол, чуть прикрытый белыми паутинками облаков, местами схваченных в сувой, и, естественно, обрисовала фигуру мужа, в потертых синих джинсах и такой же потертой футболке. Того самого Лёшки трепетно хранимого не только памятью женщины, но и оставшегося в фотографии, стоящей в фоторамке на трюмо в спальне. Тем, продолжая разделять столь яркое, теплое прошлое с уже беспроглядным в чернильных парах настоящим.
Сейчас стоило женщине вспомнить тот самый фотографический снимок, сделанный за год до смерти супруга, как ее тонкие губы сами собой изогнулись в улыбке, будто тот незабвенный кусочек прошлого нежно позвал ее домой, поманил продолжить путь, в том числе и жизненный. Нескончаемого круга движения пролегшего асфальтным полотном дороги между домом и работой…
Зоя еще раз огляделась, с тем разрушая связь с ароматами прошлого и фотографией мужа, понимая, что проехав собственную остановку, предрекла себя к долгому походу домой. А самую малость поразмыслив, все-таки