Клад. Алан Черчесов
* *
Чем суровее делалась жизнь за окном (что ни день – перекрытие дорог, оцепление улиц, мигалки, спецрейды, облавы, парады, салюты, концерты и скоморошные гульбища), тем становилось растение ранимей, недужней, затерзанней.
– Сегодня меня не впустили в метро.
– Забыла, что ты в четном списке?
– Число перепутала.
– Пробиралась назад сквозь казачьи кордоны?
– Через отряды конной полиции.
– Еще повезло!
– Еще как повезло.
– Говорят, к январю ограничат мобильную связь.
– Это давно говорят. С тех самых пор, как впендюрили Руспаутину и похерили нам интернет.
– Гони штраф.
– Чего ради?
– Запрет.
– И с когда?
– С понедельника.
– Очередной циркуляр?
– Привыкай: инородное слово. Включено в категорию терминов с агрессивно-тлетворным влиянием.
– А в переводах использовать можно?
– Дождись от минкульта инструкций. Но если добавить «скандально известный», то, думаю, можно.
– Вот на Руси и построили хай-тек-средневековье!
– Да какой там хай-тек! У нас на дворе Ренессанс-мракобесие.
– Быстро ребятки управились.
– Быстро. Они же в ответе за тех, кого приручили.
– Быстро же нас приручили.
– И все ради нашей с тобой безопасности.
– Говорила тебе уезжать…
– Тогда было рано.
– А нынче уж поздно.
– Чччерт, опять!.. Весь ужался, почах и изгорбился.
– И прожилки на стеблях набухли, как вены, того и гляди разорвутся.
– Не плачь.
– Сто раз обещали при нем о плохом не трепаться!
– Возьми себя в руки.
– Это он потому, что ему за нас больно. Всем наплевать, а ему за нас больно…
Вот что почти им запомнилось: раннее утро; ноябрь; дымное, грузное небо.
На неубранной улице – слякоть. Подмерзшая за ночь, наверняка превратилась в стекло и по краям загустела стальными зубцами.
Запеленатый в безверие луч лижет ядом окно.
Глаза у супругов раскрыты и вчетвером безучастно глядят в потолок из бессонной, оборванной ночи.
Ощущение: умерли.
Знание: живы.
За желтеющей стенкой – не поенный с вечера дивный цветок.
За тягучим рассветом – привычное вялое действо: дождались будильника, прокляли все и обреченно воскресли.
Рутина!..
Через год или два – разговор:
– Знаешь, что самое странное? Нас ведь никто не ломал.
– Но в итоге сломали, как всех.
– А им стыдно, как нам – этим всем?
– Нам не стыдно, а стадно.
– Хочешь сказать, мы – не мы, а они? Я – уже и не я, а она? Но которая?
– Ты – не ты, а, опять же, они. Помнишь, у экзистенциалистов? Формула недолжного существования.
– «Я живут»?
– «Я думают». «Я делают». «Я любят».
– А