Клад. Алан Черчесов
что мы отдаляемся? Тяготимся друг другом, потерянно маемся.
– Глупости. Я тебя очень люблю.
– И совсем не боишься?
– Чего мне бояться?
– Того, что предам, подведу.
– За каким еще дьяволом?
– Мало ли. Женская психика, регулы, приступ мигрени… Могу и сорваться.
– Не можешь.
– Это пока не могу.
– Заруби на носу: ты сорваться не можешь!
– Хочешь историю? Ты же историк.
– Хочу.
– У меня была тетя. Добрейшая женщина. Ради мужа пошла б на костер. Не пошла бы, а – прыгнула. В семье было трое детей. Жили все душа в душу. И вот однажды, шинкуя капусту, тетя поранила палец. Посмотрела, как капает кровь, и направилась в комнату. Дядя лежал на диване с газетой… Здесь я делаю паузу.
– Погоди, ты на что намекаешь? Неужто пырнула?
– Проткнула газету ножом. Там, в груди у него, и оставила. После чего воротилась на кухню, промыла порез, обработала перекисью и залепила пластырем, затем достала бутылку из морозильника, хлопнула стопочку водки и позвонила в «Скорую помощь». Но сперва были пластырь и стопочка… Признать подсудимую невменяемой на процессе, увы, не срослось. Тетя была абсолютно здорова и на вопросы «зачем» отвечала: «Если б знала зачем, то убила бы раньше». А потом оказалось, он ей изменял.
– К чему ты мне это сейчас рассказала?
– Да как-то вдруг вспомнилось. Мозг и те восемь секунд. Думаю, ей их хватило, чтобы пройти от стола до дивана и совершить преступление. Тот самый случай, когда побеждает чутье.
– И что же учуяла ты?
– Я – пока ничего. Ты мне верен?
– А ты сомневаешься?
– Вопрос номер два: можно ль быть верным кому-то, если неверен себе?
– Быть верным кому-то – не фокус. Труднее быть верным себе… Где твоя тетя теперь?
– Умерла.
– За решеткой?
– На так называемой воле. Вдруг поняла, что свободы в тюрьме было больше, и шагнула под поезд… Русская классика. Анна Каренина.
– Просто проткнула газету и даже не посмотрела в лицо? Ни слова ему не сказала?
– Ни слова. И не посмотрела. Слишком долго он вместо лица предъявлял ей газету.
– Я в шоке.
– Забей.
– Ты меня огорошила.
– Я тебе соврала.
– Как так – соврала? На фига?
– Спроси что полегче. Не знаю. Считай, неудачная шутка. Впрочем, если поверил, довольно удачная… А теперь, сделай милость, расслабься и постарайся заснуть. Я почти уже сплю.
– У тебя на щеках блестят слезы.
– Пусть себе. Мне не мешают.
– А мне вот мешают.
– Люк свой задрай! Задолбал.
Битый час муж ворочался, жадно, свирепо зевал, потом горько вздохнул и покосился на женщину.
– Холодрыга. Насквозь пробирает. Холодно спать и не спать тоже холодно. Никогда так мне не было холодно думать.
– Тогда и не думай.
– Может, обняться?
– Во мне такой холод, что если к нему прислонится еще один холод, то станет вдвойне холодней.
– Так не бывает!
– У нас только так и бывает.