Падальщики. Книга 3. Айя Сафина
он все это время был прав. Мы прокляты.
Я сижу в лаборатории Кейна, пока он спит (мне даже кажется, что я слышу, как сладко храпит эта счастливая сволочь), и изучаю экспресс-курс по вирусологии и генетике, чтобы глубже понять, что происходит со мной. Я не хочу возвращаться в тот беспросветный кошмар, где правит неизбежное отчаяние. Я не хочу провести там вечность, и потому цепляюсь за последние островки своей надежды.
– Неужели в тебе, наконец, проснулось любопытство исследователя?
Я дернулась от его внезапного появления. Заспанный Кейн стоял в проеме двери в черной водолазке и брюках, и тем казался нормальным чуваком, а не надменной гнидой, каким он бывает в белом халате.
– Во мне просыпается монстр, которого я не хочу выпускать наружу, – ответила я и вернулась к экрану ноутбука, где яркими красками сверкала ДНК моего убийцы.
Кейн лениво прошел к столу и сел рядом. От него приятно пахнет: чистым телом и детскими пеленками. Уж не знаю, откуда мне известно, как пахнут детские пеленки, но вирус раскрывает новые доселе неизвестные стороны моей неосознанной индивидуальности. С недавних пор, например, меня начала донимать идиотская галлюцинация – Робокоп, плавающий по радуге в пластиковом стаканчике, в котором красит себе ногти на ногах. С таким бредом в голове я уже не удивляюсь странным мыслям вроде того, что Кейн вкусно пахнет.
– Если я тебя разбудила, извини. Я была уверена, что ты спишь, как пьяный Полифем14, – сказала я.
Тут раздался громкий мощный храп откуда-то из-под потолка. Я озадаченно взглянула на Кейна.
– Это Арси, – ответил он.
– Твою мать.
– Их компьютерная лаборатория прямо над нами.
Арси и Йонас вели круглосуточное наблюдение за периметром Бадгастайна, а также ловили сигналы с Желявы и других мест обитания последних остатков людей, как например бункер Валентин в Германии и подводная база Порто-Палермо. Гулкий храп Арси, который сотрясал бетонные стены, самоуверенно заявлял о том, что наше убежище под стопроцентной защитой.
– Мне все кажется, что я могу помочь тебе чем-то. Что у меня вдруг родится гениальная мысль, до которой ты не додумался, – произнесла я.
Робокоп усмехнулся.
«Лучше расскажи ему, что представляешь, как он заплетает тебе косу и вы красите друг другу ногти», – произнес робот-полицейский, махая перед моими глазами кисточкой от лака для ногтей. Черт, я даже учуяла ее химический запах.
– Твою мать, Робокоп, свали уже из моих больных фантазий!
Я лишь спустя минуту поняла, что произнесла это вслух.
– Ты что, бредишь? – обеспокоенно спросил Кейн.
– Кажется, да. Меня стали донимать сумасшедшие галлюцинации, – выдохнула я.
«Эй! Я не какая-нибудь галлюцинация! Я личность!»
– Это нормально. Мозг человека по-разному реагирует на заражение, но почти всегда больной начинал бредить, – отвечает Кейн со свойственным
Полифем – циклоп из «Одиссеи» Гомера. Царь Одиссей выбрался из его плена, напоив циклопа вином и выколов тому глаз.