Магиер Лебиус. Руслан Мельников
впору не сражаться, а двери, да ворота вышибать.
Щита, правда, не было. Впрочем, для подобных доспехов щит – ничем не оправданное излишество.
Да, содержимое маркграфской повозки впечатляло. Но и только. По-прежнему оставалось непонятным, для чего вообще Альфред Чернокнижник привез сюда этого железного истукана? Зачем демонстрирует совершенно бесполезные ввиду своей неподъемности латы? И где же, в конце-концов, тот оберландский рыцарь, с которым надлежит скрестить оружие?
В повозке, на которую указал змеиный граф – только груда бездушного металла, у повозки – один лишь худосочный возница в балахоне, похожем на рясу, и с палаческим колпаком на голове. Что за глупые шутки?! С кем сражаться?! Не влезет же этот возница в ЭТИ латы? Не схватит меч размером с алебарду, не взмахнет булавой, которая потяжелее кузнечного молота будет. Поднять такой меч, такую булаву и такие доспехи можно разве что при помощи…
Озарение было ярким, внезапным. Как вспышка. Магическая вспышка.
Магия! Чернокнижие! Колдовство! Вот оно что! Вот что тут замешано!
Так, значит, все, что болтают о зловещем властителе Верхней Марки, – правда?!..
Будто подслушав мысли Дипольда, маленький возница перестал бормотать себе под нос, что-то выкрикнул гортанным, каркающим каким-то голосом. Что-то громкое, но невнятное. А после – отчетливо, ясно, требовательно:
– Восстань!
… И значит этот, в капюшоне и балахоне, тщательно прячущий свое лицо – не возница вовсе, а какой-нибудь маркграфовский чародей. Быть может, сам прагсбургский магиер Лебиус Марагалиус, нашедший приют и покровительство в Оберландмарке?!..
А из-под опущенного капюшона – снова. Громко. Зычно. Властно:
– Восстань!
… И значит, сейчас то, что неподвижно лежит в повозке…
И – в третий раз. Еще громче:
– Вос-стань!
… восстанет?!
Время и мысли остановились.
И пфальцграф Дипольд Славный, и прочие остландские рыцари, и бургграф Рудольф Нидербургский, и его приближенные, и городская стража, и даже сам Альфред Чернокнижник со своими воинами заворожено следили, как…
Груда металла в повозке вдруг шевельнулась.
Лязгнула. Звякнула…
Безжизненные доспехи, переставали быть таковыми. Оберландский железный истукан обретал подвижность.
На дне повозки прогнулись и затрещали от смещения центра тяжести крепкие дубовые доски. Дернулись разомкнутые цепи, удерживавшие в пути чудовищный груз. Жалобно скрипнули прочные оси и колеса с широченными ободами.
Испуганно зафыркали, заоглядывались кони из упряжки.
А Дипольд все смотрел. Смотрел вместе со всеми. Как…
Над повозкой поднялась, сжала и разжала пальцы шипастая стальная рука. Рукавица… Левая. Затем рука опустилась. Нащупала булаву. Правая рука оживающего монстра уже сжимала рукоять меча.
Теперь над повозкой поднимались голова и корпус.