Начало. Педагогическая повесть о детстве. Анатолий Крикун
поздно, когда я мельком узнал что она в преклонном возрасте ушла из жизни никому не доставив хлопот о себе и никто не мог припомнить, чтобы Тамара за свою долгую, бесхитростную жизнь сказала недоброе слово, не откликнулась на чужую беду или просьбу. Почему я вспоминаю её? Да потому, что она, когда мать и тетя уходили на работу, оставляя меня орущего в люльке, привязанного в ней полотенцем, таскала, по-родственному и по-соседски, на своих, тогда еще полудетских руках крепко прижимая к своему теплому телу, боясь что я выпаду из рук и что-то тихо бормотала на ухо для успокоения. А, что же бабушка? Она, в то время, уже с трудом ходила, болели ноги, часто опухали и Тамара была тут- незаменима. Зато бабушка могла часами колыхать люльку, петь ласковые песни, а когда я начал соображать, рассказывать мне, а, скорее, самой себе свою нелегкую жизнь из которой я почти ничего не запомнил. Запомнился её голос и речь которую сейчас уже нигде не услышишь -многие слова ушли в прошлое и непонятны нынешним людям. Приходиться только сожалеть, что такое богатство и житейский опыт утерялись тогда и я оказался невнимательным слушателем. Все шесть лет общения пришлись на год когда я был несмышлёнышем но, наверное, что- то генетически вошло в меня, вело меня по жизни, и что хотелось бы передать своим детям и внукам. Бабушка любила безумную Тамару, она любила и меня, что я чувствую и до сих пор, она очень сильно любила всех своих и не только своих детей и двух моих братьев, явившихся на свет сразу после меня. Любила самозабвенно, отдав им все свои силы и душу. За семь лет своей недолгой супружеской жизни у нее появилось семеро детей, как говорится – семеро по лавкам; каждый год- прибавка в дружной, любящей семье. Рано схоронив мужа и двух сыновей во время войны, оставшись навек вдовой, пережив мужа на сорок лет и, будучи при этом еще привлекательной молодой женщиной- она всю оставшуюся жизнь посвятила своим детям безропотно перенося все тяготы тогдашней нелегкой жизни, впитав в себя четыре проклятые войны, социалистические эксперименты, годы страшного голода и иных более мелких, но частых потрясений. Пройдя через тяжелые времена бабушка вложила все силы с избытком в своих детей, никого не выделяя, обо всех болея. Из всех лиц, являющихся в моих воспоминаниях о раннем детстве, лицо бабушки Марии мне является наиболее отчетливо наряду с лицами матери и отца, с которыми я вместе прожил сорок лет. Бабушка Мария не была красавицей как ей рожденные дети, которые красотой не были обижены: округлое, белое, но очень выразительное лицо, светлые волосы, к моему появлению на свет ставшие совершенно седыми и всегда аккуратно прибранные под платок, маленькая отметина, в виде припухлости, над верхней губой – всё это украшали глаза- большие и тёплые, ясные, лучистые, с грустинкой; всегда широко открытые и, как мне казалось совсем не мигающие, в которых таилась такая притягательная сила, которая и заставляет настоящих мужчин совершать безумства,