Потоп. Генрик Сенкевич
сам расспрашивал о тебе, и ему здешние люди, которые у него еще служат, сказали, где тебя искать, и я ехал наверняка. Ты пользуешься большим расположением князя. Я сам слышал, как он сказал, что не рассчитывал получить от русского воеводы никакого наследства, между тем как получил лучшего рыцаря.
– Пусть Бог ему поможет унаследовать и военное счастье! Великая честь для меня – такое поручение, и я тотчас же примусь за дело. В людях здесь не будет недостатка, были бы лишь средства их на ноги поставить. А денег много ты привез?
– Как приедешь к Пацунелям, так и сосчитаешь.
– Так ты и у Пацунелей побывал? Берегись, там красивых девушек – что маку в огороде.
– Потому-то ты и гостишь здесь, но постой, у меня есть к тебе еще и частное письмо от гетмана.
– Давай.
Поручик вынул из кармана письмо, с малой радзивилловской печатью, вскрыл его и начал читать.
«Мосци-пане полковник Володыевский!
Зная искреннее желание ваше служить отчизне, посылаю вам это письмо и поручаю собрать войско, но не так, как это делается обычно, а с величайшей поспешностью, ибо медлить опасно. Если хотите нас порадовать, то пусть полк будет готов в июле, а самое позднее – в половине августа. Нас больше всего беспокоит, откуда вы возьмете хороших лошадей, тем более что и денег мы посылаем мало, ибо по-прежнему нерасположенный к нам подскарбий не пожелал дать больше. Половину этих денег отдайте пану Кмицицу, которому пан Харламп тоже везет письмо. Надеемся, что и он нам поможет. Но так как до слуха нашего дошли вести об его шалостях в Упите, то лучше всего прочтите предназначенное ему письмо и сами решите, можно ли ему его отдать. Если вы найдете, что он совершил поступки, позорящие его, то не отдавайте ему письма; мы опасаемся, как бы враги наши, пан подскарбий и пан воевода витебский[8], не могли упрекнуть нас, что мы даем такие поручения недостойным людям. Если же вы ничего особенного не найдете, то пусть Кмициц постарается усердной службой искупить все провинности и не является ни в какие суды, ибо он всецело подлежит нашей гетманской инквизиции, и мы сами будем его судить по окончании войны. Поручение это примите в знак особого нашего к вам доверия, каковое мы питаем к вашему уму и верности.
– Гетман сильно беспокоится насчет лошадей, – сказал Харламп, когда маленький рыцарь окончил чтение письма.
– Да, на этот счет будет трудновато, – ответил Володыевский. – Шляхты явится много по первому же слову, но у них есть только жмудские лошади, а они не особенно годны для службы. Их бы непременно нужно заменить другими.
– Это хорошие лошади и, насколько я слышал, очень выносливые.
– Да, – ответил Володыевский, – но они слишком малы, а здешний народ рослый. Если его посадить на таких лошадей, то полки будут казаться сидящими на собаках. Но я возьмусь тотчас же за дело. Передай мне письмо к Кмицицу, как гетман приказывает, я сам ему отвезу. Письмо это как нельзя более кстати.
– Почему?
– Он тут по-татарски
Воевода витебский – Павел Ян Сапега.