Русские бабы. Елена Крюкова
пшеница, нету ей предела…»
Стоит пшеница, нету ей предела.
Холмы и долы… А предела нет.
И облака, все в оперенье белом,
плывут над нею, испуская свет.
А ей дано расти и колоситься,
тянуться к небу, радуясь дождям.
И ветер гладит добрую пшеницу
по молодым, зелёным волосам.
Ей зрима жизнь возвышенней, полнее…
Гляжу на поле вдаль из-под руки
и вижу – от тепла благоговея,
оно склонило долу колоски.
Сейчас июнь, пора цветов и жажды.
И жнец к нему с серпом не подошёл.
Здесь зреет хлеб для августовской жатвы
и каравая на Его Престол.
Яблочный Спас
Яблочным Спасом, Яблочным Спасом
веет сияние Божьих садов.
Это спасение Райского сада.
Выше – спасенье запретных плодов!
Пахнет корзинами, скрипом лозовым,
детским, с матрёшкою русскою, сном,
миром старинным, скатёркою новой,
душной корицей – большим пирогом.
На рушниках, шитых крестиком алым,
у хорошавки*, румянится Спас.
И полагается старым и малым
яблочком хрустнуть, упавшим, тотчас.
Дома у печки, с потёртым ухватом,
бабушка нежится в белом платке —
с Яблочным Спасом, с Яблочным Спасом!
И пироги в противнях на шестке.
*Хорошавка – яблоня
«Впадает в небо узкая протока…»
Впадает в небо узкая протока.
У августа глаза Ильи-пророка.
И плащ седой, спадающий с небес,
плывёт сквозь сад, кустам наперерез.
Через межу, предвидя неба твердь,
боясь крылом о край её задеть,
всё ниже пролетающие птицы.
А в грядах след от горней колесницы.
Скрещенье стрел и сполохи огней,
что вознеслись над гривами коней.
Всё видно здесь, от космоса до дна.
А выше – длань Господняя видна.
«Ну, вот и осень. Жалость или шалость?..»
Ну, вот и осень. Жалость или шалость?..
Легко иду по линии судьбы.
Ладошка клёна под ногами сжалась
среди листвы и давленых рябин.
Светлеют стяги и сереют блики.
Без астр весёлых гол мой огород.
Лишь брызги флоксов, флоксы не поникли
в толпе листвы, охочей до свобод.
А на востоке розовеет пламя.
Седые перья, трепет высоты…
Ладошка клёна сжалась под ногами,
как будто враг шагнул из пустоты.
Я не хочу! Я всё в себе забуду,
как обмерла однажды на юру…
Ладошку клёна, как живое чудо,
я из-под ног досужих подберу.
Кто предан был и бит за обаянье,
забытый всеми, брошен был под лёд,
горя внутри невидимым сияньем,
простой порыв отчаянья поймёт!..
Как у судьбы есть доля и недоля,
а жизнь