Поэт ненаступившей эры. Избранное. Николай Глазков

      Не Дон Кихот я и не Гулливер,

      И книгою меня не наградили.

      И у меня царя нет в голове.

      Так что ж? Там у меня демократи́я.

      Мне не нужны Парнас или Олимп,

      И мысли у меня не арестантки.

      Двугривенные мне напоминают рыб,

      И ложки мне напоминают танки.

      И ни одной стены не пробивал я лбом.

      Куда бы я ни шёл, я приходил домой.

      Пускай мои стихи публичный дом,

      Но не являются они ничьей тюрьмой.

      Ощущаю мир во всём величии,

      Обобщаю даже пустяки,

      Как поэты, полон безразличия

      Ко всему тому, что не стихи.

      Лез всю жизнь в богатыри да в гении,

      Для веселия планета пусть стара.

      Я без бочки Диогена диогеннее

      И увидел мир из-под стола.

      Знаю, души всех людей в ушибах,

      Не хватает хлеба и вина,

      Пастернак отрёкся от ошибок, –

      Вот какие нынче времена.

      Знаю я, что ничего нет должного.

      Что стихи? В стихах одни слова.

      Мне бы кисть великого художника,

      Карточки тогда бы рисовал

      Продовольственные или хлебные,

      Р-4 или литер Б.

      Мысли, изумительно нелепые,

      Так и лезут в голову теперь.

      И на мир взираю из-под столика:

      Век двадцатый, век необычайный, –

      Чем столетье интересней для историка,

      Тем для современника печальней.

      Я мудрец и всяческое дело чту,

      А стихи мои нужны для пира.

      Если ты мне друг, достань мне девочку,

      Но такую, чтоб меня любила.

      Чья душа настолько измельчала,

      Что отдаст меня за огурец?

      Где оно, великое начало,

      Положившее всему конец?

      От всего немногое отведав,

      Я смотрю на всё издалека.

      По путям вопросов и ответов

      Очень быстрая езда легка.

      По путям ответов без вопросов

      Очень быстрая езда трудна –

      И торчу, непризнанный философ,

      В океане Истины, у дна.

      Все, которые на крыше

      Жизнь свою пропировали,

      К звёздам всё-таки не ближе,

      Чем живущие в подвале.

      Поглядеть велит сам бог нам

      На сирень перед окном,

      Потому что передо́хнем,

      Если не передохнём!

      Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.

      Двадцатый, а не двадцать первый век.

      Я друг своих удач и враг невзгод.

      И очень примитивный человек.

      А за окном обыкновенный