Априори Life 2. Лариса Бутырина
номера, еды, напитков и лимузина, дополнительный бонус в виде столь специфического понимания законов гостеприимства.
– Нужно, и еще как, – ответил он, улыбнувшись, и отметив в ее обеих руках по бутылке шампанского, широко распахнул дверь.
Входя, она чрезмерно вульгарно завиляла задом, передвигаясь на чудовищно высоких шпильках как на котурнах. Он сразу же сел на диван, а она, забросив ногу на ногу – на столешницу дубового письменного стола у окна. Посмотрела на него недоверчиво, затем соскользнула со стола, демонстрируя под юбкой нижнее белье, и открыв одну из принесенных бутылок, сделала пенный глоток прямо из горла и переместилась к нему на колени. Далее ей потребовалось пара секунд, чтоб всадить ему в шею иглу и отшвырнуть от себя обмякшее тело. Затем она неспешно открыла мини-бар, извлекла оттуда все бутылки с минеральной водой и позвонила на ресепшн. Трубку на той стороне провода сняли незамедлительно.
Сейчас она сидела по-прежнему молча и все с тем же выраженным отвращением смотрела уже куда-то сквозь тело, напевая внутри себя мелодию, услышанную за завтраком. До отправного времени оставалось еще минут десять. Вполне достаточно, чтобы обратиться к себе. И запрокинув голову на спинку кресла, она прикрыла глаза, и понизив голос на несколько октав, добавляя ему тем самым легкой джазовой хрипотцы, замурлыкала «summer time». В четко отведенное время, она резко открыла глаза, прерывая себя на полуслове, и, стремительно встав, вышла из номера. Удалялась она, не оглядываясь. Пожалела лишь об одном, – что не успела прихватить с собой недочитанный томик стихов.
– Я больше не люблю тебя. Что в этом странного? Ничего не случилось, – жизнь случилась. Такое часто случается, – я ухмыльнулась краешком губ и безразлично пожала плечами. – Я больше не думаю о тебе ни утром, ни ночью, не просыпаясь, не засыпая, ни в тишине, ни даже под музыку, – никогда. Если бы ты сообщил мне сейчас, что полюбил другую женщину, если бы набрался на это смелости, я бы просто улыбнулась и задумалась о вас с ней. Только нет никакой смелости, как и нет никаких вас с ней, и нет никакой женщины. Дело не в этом, – в жизни есть вещи гораздо больнее измен. Но теперь даже это не важно. Теперь я вышла из игры. Все, что я чувствую к тебе, – легкое волнение от голоса. Твое лицо мне по-прежнему нравится. Оно все так же неповторимо и удивительно для меня. Почему тогда я не люблю тебя больше? Да, все просто: пять лет подряд я таскала тебя в своей душе, по дорогам, залам, квартирам, вагонам. Я не расставалась с тобой ни на секунду. Считала часы, ждала звонка, лежала, как мертвая, если звонка не было и, подрывалась ошпаренной, когда слышала твой голос в трубке. Всё, как все. Но все-таки не всё. Ты ведь первым перестал меня любить. Если бы этого не случилось, я бы до сих пор, наверное, тебя любила, потому что всегда люблю до самой последней возможности. Сначала ты оставлял меня на недели, потом на месяцы, потом на годы, а потом и вовсе исчез. Так случилось, ты первый забыл, кто я. Но я тебя не виню, и не осуждаю, – ты просто не