В доме веселья. Эдит Уортон
живые изгороди и цветники, постепенно уводящие от линейной правильности клумб и дорожек в свободные извивы парка. Горничная разожгла в камине небольшой огонь, и он весело перемигивался с косыми солнечными лучами, лежавшими на темно-зеленом, как мох, ковре и ласкавшими изогнутый бок старинного инкрустированного стола. К кровати был придвинут столик с подносом, на котором так гармонировали друг с другом фарфор и серебро, и букетик фиалок в тонком стакане, и письма поверх аккуратно свернутых свежих газет. В этих продуманных атрибутах роскоши не было для Лили ничего нового, но, хоть они и составляли часть привычной для нее атмосферы, она по-прежнему оставалась чувствительной к их чарам. Их вид вызывал в ней ощущение избранности, причастности ко всем утонченным демонстрациям богатства.
Однако так называемая просьба миссис Тренор внезапно напомнила Лили о ее зависимости, и она встала и оделась в таком раздражении, которого, будучи весьма благоразумной, обычно себе не позволяла. Зная, что подобные эмоции оставляют след не только на лице, но и в характере, она сочла маленькие морщинки, обнаруженные ночью, предупреждением впредь быть осмотрительнее.
Миссис Тренор приветствовала ее как ни в чем не бывало, и это усилило раздражение Лили. Ты вытаскиваешь человека из постели в такой ранний час, чтобы, сияя свежестью, он делал для тебя монотонную бумажную работу, так дай понять, что испытываешь особое уважение к его жертве. Однако в голосе миссис Тренор не было и намека на это.
– О, Лили, как это мило с твоей стороны, – только и вздохнула она над ворохом писем, счетов и прочей домашней корреспонденции, коммерческий дух которой плохо сочетался с элегантностью письменного стола. – С самого утра просто кошмар сегодня, – прибавила она, расчистила немного пространства в самом центре беспорядка и встала, уступая место мисс Барт.
Миссис Тренор была статна и белокура. Высокий рост выгодно скрадывал ее полноту. Ее румяная блондинистость сохранилась без особых видимых потерь, несмотря на сорок с лишним лет бурной и бесполезной деятельности, разве что черты лица несколько утратили прежнюю живость. О ней трудно было сказать что-нибудь определенное, кроме того, что, обладая чрезмерным инстинктом гостеприимства, она, казалось, могла существовать только в качестве хозяйки, окруженной толпой гостей-нахлебников. Коллективная сущность интересов миссис Тренор избавила ее от обычного женского соперничества, единственное сильное чувство, которое она способна была испытывать, – ненависть ко всякой женщине, которая может накрыть более пышный ужин или развлечь гостей лучше, чем она. Поскольку ее светские таланты, подкрепленные банковским счетом мистера Тренора, почти всегда сулили ей триумф, успешность развила в ней беспринципное добродушие по отношению к прочим представительницам ее пола, и в личной классификации друзей мисс Барт миссис Тренор не значилась среди тех, с кем надо держать ухо востро.
– Как бесчеловечно поступила со мной Прагг, – посетовала миссис Тренор,