Нарывы пространства. Андрей Владимирович Останин
куда-то бежать, но так и замер в нелепой позе легкоатлетического высокого старта.
– Вы чего, Константин Денисович? – от волнения начал заикаться Мишаня. – Что это было?
Непослушными губами Денисыч кое-как прошлёпал.
– Верблюд…
– Что значит – верблюд? – не понял Миша.
– Скотина такая – верблюд. Ящерицу я ещё пережил, но ведь это же верблюд!
– Может, похоже только? – попытался успокоить его Миша.
– Что я, верблюда никогда не слышал? – вызверился тот, зыркнул на учёного недобро. – Орёт, гадёныш, как будто ему…
Денисыч, наконец-то, смог скинуть оцепенение и бросился вверх по осыпающемуся склону бархана, затейливо перебирая ногами и слегка согнув колени. Миша побежал было следом, но тут же в песок и зарылся. Непростая оказалась задача – по песочку-то бегать, да не по пляжному. Да ведь и по пляжу не больно-то поскачешь. Старый алкоголик, который явно имел в этом деле неплохой опыт, уже на вершине оказался, а Миша, загребая всеми конечностями, едва перевалил за половину. Запыхавшись, отплёвываясь от вездесущего песка, подполз к окаменевшему Денисычу и поднялся на трясущихся ногах.
С другой стороны бархана, действительно, стоял верблюд и, низко опустив голову, жевал какую-то колючку. А на его спине, аккурат меж двух горбов, сидел человек. С ног до головы закутанный в светлую ткань, с карабином за спиной, и с тюрбаном на голове, из под которого настороженно глядели чёрные глаза.
– Действительно, Константин Денисович, верблюд.
– Ты заткнись лучше, придурок!
Денисыч гортанно выкрикнул несколько фраз на незнакомом Мише языке и помахал рукой. Человек на верблюде оказался не столь общительным. Правда, прокричал что-то в ответ, но тут же развернул горбатую скотину и взялся ожесточённо нахлёстывать её длинным прутом. Верблюд, смешно взбрыкивая голенастыми ногами, помчался подальше от странных незнакомцев, а Миша непонимающе уставился на Денисыча.
– Вы с ним разговаривали! Откуда тут люди? Откуда вы знаете их язык? Это же инопланетяне… вроде как.
На этот раз пришла очередь Денисычу обессилено опуститься на песок. Он даже за стаканчиком не потянулся, что являлось верным признаком окончательного расстройства чувств.
– Ты что, очкарик, полный идиот? Это Земля, планета наша родимая!
– Но как же это? – удивился Миша и улыбнулся слабо, неверяще. – Ведь мы были в энергопотоке, мы по нему перемещались, летели…
– Значит, недолетели! Позже разберёшься, Мишаня, почему не долетели, а сейчас нам очень быстро шевелиться надо. Мы же ракету запустили! Вспоминай, очкарик, как её остановить?
Мишаня, до которого только сейчас дошло, что они на родной планете, после этого вопроса впал в ступор. Уставился на Денисыча, словно нагадивший щенок – преданно и виновато.
– Ну должны же вы были придумать какой-то механизм отмены взрыва? – проорал ему в лицо Денисыч, ухватил за плечи, встряхнул так, что голова бедного учёного едва по уклон не укатилась. – Самоликвидацию-то вы хотя