Поющие мусора. Андрей Дудко
первая. Панк («В лесу прифронтовом»)
Я перевел будильник на пять минут, потом еще не помню сколько раз. Нависла Светка.
– Вставай, Сереженька, автобус проспишь.
А я услышал:
– Рассольник хочешь? Ты весь горишь.
– Хочу, – говорю.
– Что?
– Рассольник.
И проснулся.
– Забудь, – говорю, – все, что я сказал. Сколько времени?
А стрелки часов к тому времени показывали уже девять часов.
– Девять.
– Нет времени разглагольствовать, – сказал я и отстранил Светку.
Забрался в душ, смыл подзалупный творог. И весь заодно помылся.
Почистил зубы, побрил ебло. Бросил бритву, пасту, щетку, мыльницу и туалетную воду в косметичку. Подумал, достал воду и напшикался.
– Скорей-скорей, – с вилкой в руках, сидя над тарелкой, подгонял я на кухне Светку. – Боевая тревога.
Она подала мне кофе с бутербродами и погладила по голове. Я перднул.
– Успокойся, милая, я скоро вернусь.
– А что же мне без тебя делать?
– Главное, пиздой не торгуй, – пошутил я, и у нее снова стало лицо как у заложника – спасите меня кто-нибудь.
Вошел пиздюк.
– Званый завтрак, – говорю. – Ванюша.
– Я – Карлуша.
– Не Фридрихуша?
– Карлуша.
– Что вообще делать будешь?
– Отдыхать.
– А то ты много работаешь.
– Вы телевизор смотрите, а я домашку делаю до самой ночи.
– А что ты хотел, – говорю. – Учиться надо.
– Задрало, – сказал он.
– Ну ты, блядь, язык придержи.
Он насупился и взял кружку с чаем. Я хлопнул кофе, закусил бутербродами и собрал манатки. Кинул в сумку недопитый вискарь, два томика «Обожженных зоной». Обернул парадную форму целлофаном, сложил и сунул сверху, сам оделся по гражданке.
Пыльный в зеркале. Или пьяный. Выдавил прыщ у подножия левого крыла носа. Съел желтенькое. Черную точку еще, за которой таился голубоватый червячок.
– Ну что, пока, квартира, – говорю.
– Пока, – обняла меня Светка. – Мы будем скучать.
Я моргнул.
Подъезд после ремонта, дверь с кнопкой, двор с машинами.
На земле валялся сушеный банан. Я наклонился и поднял. Говняшка. Выбросил ее в кусты и огляделся. Сморкнулся из левой ноздри в траву, из правой. Пошел на остановку и вскочил в троллейбус, сел возле цыпы с россыпью родинок на лице. Сумку устроил на коленях. Заглянул цыпе в декольте и возбудился. Сиськи как лимоны – крепкие, соски торчат. Еще и родинки эти. Под сумкой можно было бы вздрочнуть, но по дороге открылось, какой же злой у меня бодун. Забыл схавать таблетку, голова трещала и болела, я замер и закрыл глаза, и так ехал до места, вдыхая запах сисек.
У автобуса курили Гарбуз с Самотыком.
Как принято в Афганистане, пожали друг другу руки.
– Я думал, все ждут меня, – говорю, – а вас только двое.
– Да вы заебали все.
– Мент,