Его сиятельство Каспар Фрай. Алекс Орлов
мысли о детях посещали Каспара все чаще. Раньше он думал, что стоит зажить мирной жизнью, как все наладится само собой, но вот дети подросли, а беспокойства меньше не становилось. Тут и успешные дела не всегда в радость были.
Хуберт, которому исполнилось двадцать, жениться тоже не хотел.
– Да ну их, этих баб, батя, я еще какому другому ремеслу поучиться хочу.
– Так ведь возраст, сынок, – настаивала Генриетта, – станешь старым бобылем, все над тобой смеяться будут.
– Ну и пускай, вон батя на тебе во сколько лет женился?
– Ты на отца не указывай, у него своя судьба была – нелегкая, а ты на всем готовом у нас, и при доме, и при деньгах. Жениться нужно, сынок.
– Не хочу я, лучше бате в красильне помогать буду. Или вон – кузню поставим.
Наконец Каспар и Хуберт пришли к своему трактиру. Все рабочие, позавтракав, уже были на местах, и только трое грузчиков еще потягивали чай. Они начинали рабочий день с рассветом, отгружая товар уходящим в путь купеческим караванам, и теперь, освободившись, получали свой завтрак.
– Доброе утро, хозяева! – поздоровались они.
– И вам того же, ребята, – ответил Каспар. Он кивнул служителю, что означало – чай с медом. Позавтракать они уже успели, Генриетта не отпустила бы их без каши со сливочным маслом или горячих блинчиков. Пока шли, плотный завтрак немного утрясался, и в трактире можно было без спешки выпить чаю и подождать, когда подойдут приказчики.
После отгрузки товара и запуска рабочей смены они собирались в трактире, чтобы обсудить проблемы и согласовать свои действия, поскольку у Каспара Фрая было почти полное производство товара – от шерстяной и льняной пряжи до крашеных тканей и готовых рубашек.
Пришли Луцвель и Певиц, они работали у Каспара давно. Был еще Патрик, но тот уволился, женившись в своем родном селе.
– Что у нас с капиролом и висейкой? – спросил Каспар Певица, который был главным в старой красильне.
– Капирольная смола крупчатая пошла, приходится по два раза обваривать – медленно работаем.
– А масла добавляли?
– Добавляли, все равно медленно.
– А много еще этой крупчатой осталось?
– Четыре мешка, за две недели используем, а пока – одно мучение.
– Что с холстами?
Этот вопрос адресовался Луцвелю.
– Та партия, что взяли у купцов с Батина, вся червем взялась, неделю назад перебирал – вроде чисто было, а сейчас опять.
– Сколько там штук?
– Двести пятьдесят три было, сейчас около семидесяти осталось.
– Хуберт, пойдешь с ним, вдвоем проверите все батинские штуки и те, что возле них лежали. Если червь туда переползет, весь товар в труху превратится.
– Хорошо, батя, – кивнул Хуберт, потягивая чай.
Открылась дверь, и показался Рыпа. Щеголяющий ныне в дорогом кафтане и в подбитых медными гвоздями сапогах, он был деятелен, как прежде, и полон всяческих идей.
– Хозяин, масло нынче дорого! – начал он еще от порога, даже не успев поздороваться.
– Да,