Последний рассвет. Виктор Власов
логами. «Страна ранней осени» как нельзя лучше приспособлена под изнурительные тренировки. Здесь, среди безлюдных огромных гор, заросших берёзами и соснами, измученных ветрами и дождями холмов со старой бамбуковой порослью, да изолированных от мира на века одиноких деревушек, хранивших допотопный уклад и неинтересных ни одному алчному феодалу, вырастали лучшие мастера рукопашного боя, способные, пожалуй, завалить любого тэнгу. Здесь, высоко в горах, в хмурых неприветливых лесах, в холодные дни и леденящие ночи, тела и души воинов закалялись, точно раскалённая сталь самурайского клинка. Буси крепли духом, «как цветочное вино в дорогом прозрачном сосуде, выставленное под лунный свет» – сказал бы Шиничиро. Да его не пригласили…
Одни воины прибывали в «Страну ранней осени», чтобы стать сильней и выносливей, светлей и крепче, а затем возвращались, откуда пришли. Другие – обретали второй дом на высотах, среди монахов ямабуси, постепенно, год от года, превращаясь в подобие яма-уба, третьи скрывались от правосудия в пещерах или в одиноких забытых деревеньках. В горы по традиции уходили умирать старики, не желавшие дожидаться, когда будут выставлены на смерть родственниками вон из жилищ – древняя традиция! Ямабуси были проводниками в горы устремляющихся к просветлению мирян, сюда, в горы, монахи относили поминальные записки и священные дары, что передавали умершим предкам крестьяне.
По старинной традиции, настоятели додзё рукопашного боя проводили здесь, в «Стране ранней осени», советы, соревнования, обряды посвящения и испытания мастерства высших данов, обменивались с монахами-воинами опытом и учениками, порой оставались навсегда, дабы прожить остальные годы в гармонии с миром.
В Японии трудно найти гору без храма на ней, принадлежащего синто или буддизму, или обеим религиям одновременно. И здесь, на горе Исикари, алея вратами тории, стоял небольшой синтоистский храм Дунгбен. С давних пор в храме проживал и священнодействовал монах по имени Бенйиро, что значит «наслаждающийся миром». Принимал у себя в дому Бенйиро всякий люд и разную нелюдь, и зверей и птиц. Докатывались сюда и бури мирских потрясений, но уже совсем на излёте – ободранными, полудохлыми от голода и страданий доползали сюда осколки мощных враждующих родов. Здесь самураи находили мир, через эти самые тории, врата, проводил их Бенйиро в совершенно иную реальность, где совсем не оставалось места былым разногласиям. В алтаре хранился древний пергаментный свиток – настолько древний, что настоятель Дунгбен боялся и смотреть на него – не то, чтобы притронуться к обветшалой коже. Свиток считался самым важным из многочисленных цукумогами, обитавших в храме – старые сандалии, часы, фонарь, чётки, халат для кимоно и зонтик.
Но, даже не заглядывая в писания, Бенйиро представлял себе, что содержалось в свитке. От пергамента того свет мудрой ясности и чистоты невидимо лучился, он наполнял окрестные горы, и в процессе медитации, раскрывающей сознание, просветлённый человек становился един со всем, что ни есть на земле. Бенйиро знал и любил эту местность