Флорентийская голова (сборник). Владислав Кетат
бокал.
– Будем знакомы, Масахиро! – и наши бокалы сошлись со звуком, по алкогольной классификации известным как «камушки».
Я хлебнула вина и подумала, что настоящее имя моего сотрапезника (скорее, собутыльника, конечно) мне совсем не нравится. Будь он Харуки или, скажем, Такеши, это ещё куда ни шло, но Масахиро Сасаки – явный перебор. Не звучит. Сделав ещё один глоток, я твёрдо решила, что этот человек для меня навсегда останется японцем-китайцем.
Я внимательно посмотрела в его тёмные глаза, на что он отреагировал немного странно:
– А теперь, когда половина бутылки у нас позади, настало время для главного блюда, – торжественно сообщил он и направился к холодильнику.
«Главное блюдо? – подумала я, – так вот, над чем ты тогда гремел…»
На столе появилась большая квадратная тарелка с зеленью, под которым просматривался приличный кусок мяса.
– Это терияки, – пояснил японец-китаец, – угощайтесь. Вот палочки. Извините, у меня нет вилок, зато есть нож.
Бог мой, с каким наслаждением я накинулась на еду! И не беда, что палочками, палочками тоже сойдёт! Аппетит мой к тому моменту позволял сожрать среднее по размерам стадо бегемотов, как минимум. Японец – китаец же снова к еде не притронулся, а только потягивал вино.
«Может, он отравить меня хочет? – мелькнула у меня в голове мысль, но следующий же кусочек терияки отправил её к праотцам: – Ну уж дудки, такой вкуснятиной не травят».
Квадратная тарелка опустела довольно быстро. Я даже съела сложенный в уголке имбирь, который раньше терпеть не могла. Голод, сами понимаете, не тётка…
– Так на чём мы с вами остановились? – японец-китаец взял мою пустую тарелку и вместе с палочками унёс к раковине, но мыть не стал.
– На Джордано Бруно, – ответила я, чувствуя, что произношение таких сложных слов мне даётся уже с некоторым трудом.
– Ах да, Джордано! – Японец-китаец потёр пальцами виски. Уши его при этом комично задвигались. – Мы ведь так и не выяснили, каким боком он приходится к нашей с вами находке. – Японец-китаец сделал длиннющую паузу, как заправский лектор перед новой темой. – Для начала надо сказать, что указанный персонаж был многогранной личностью и кроме открытого глумления над католической церковью занимался ещё много чем, за что в те времена можно было угодить на костёр. Одной из его страстей была мнемоника – наука о совершенствовании человеческой памяти. Говорят, он достиг в этом деле потрясающих высот: целиком запоминал прочитанные им книги и безошибочно цитировал текст с любого места по требованию; изучил большинство из имевшихся в то время научных трудов; овладел практически всеми европейскими языками… Но и это далеко не всё. Самое главное его достижение состоит в том, что он овладел тайной, как сейчас бы сказали, биологического бессмертия…
После слова «бессмертия» изгнанный было алкоголем страх вернулся, и мне стало жутко по-настоящему. Я ощутила самый настоящий холод в ногах и не нашла ничего лучше, чем снова приложиться к стакану. Мой собеседник, кажется, ничего не заметил, и выглядел совершенно спокойно.