Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой
это пропасть. У меня опять нет, – сказал он, как будто удивленно.
– Я тебе дам еще, – сказал князь Андрей. Он достал красивый, новенькой портфель, разложил его, открыл пергаментную тетрадку. – Вот твой счет. Сколько тебе, 100 р. довольно? – Он достал кошелек с золотом из кармана и отсчитал деньги, потом неторопливо, чисто записал в пергаментную тетрадку и уложил в карман.
– Да сколько же я тебе должен? – тяжело вздыхая и преступно улыбаясь сказал Pierre. – Я забуду и забыл.
– Не бойся, я за тебя помню. За тобой нянька хорошая, – и ласковый, особенно поразительный нежностью, взгляд князя Андрея остановился на Пьере.
– Нет, я даю честное слово, что я больше не буду кутить с ним, – отвечал он на этот взгляд. – Этот Анатоль…
– Ну, они славные люди и оставь их в покое, – улыбаясь сказал князь Андрей, видимо умышленно переменяя разговор, – ты ведь мне тоже дал Гете[1054] баллады и велел прочесть. Я прочел.
– Ну чтож? неправда ли удивительно.[1055]
– Это не моя книга, не для меня. Я нахожу, что все это неправдиво, утрировано. И потом, comme dit Voltaire, tous les genres sont bons hors le genre ennuyeux,[1056] a это скучно.
– Как, это скучно! – И Pierre начал декламировать Gott und die Baiadere. – Нет, я не понимаю, как ты умен, чувствителен и ты не понимаешь. Прежде, когда ты мне говорил, что Раеsіllо для тебя хуже генерал-марша, я думал, ты шутишь, или в ушах у тебя чего нибудь недостает, но выходит, ты просто лишен поэзии.
– Не думаю. Расина я люблю. Это поэзия. Вольтера… но эти ручейки для меня всё равно, что сонаты. Que me veut cette sonate? и que me veulent ces vers?[1057] Voltaire другое дело и Rousseau я люблю, но только не Nouvelle Héloïse, a Contrat social. Эту поэзию я понимаю. C'est grand.[1058] Я понимаю и твое одушевление к революции. Я аристократ, да, но я люблю великое во всем. Я не разделяю этих мыслей, но тут есть поэзия, я понимаю. Я понимаю, как можно обожать такого человека, как le petit caporal, хотя и не обожаю его, и с удовольствием пойду драться против него. Эту поэзию я очень понимаю. А остальное[1059] эти Илиады и Шекспиры и m-me Suza все это для дамских альбомов. Ну эта твоя Gott und die Baiadere. Was soll das eigentlich bedeuten?[1060] И когда это было, и зачем это все. И отчего это неясно. Признак величия – ясность.
Pierre с ужасом слушал святотатственные для него речи своего приятеля, но улыбался через очки, глядя на него.
– Нет, ты лишен этого. В тебе нет этого чувства. Подумай пожалуйста. Я понимаю и Гете, и Вольтера, и Nouvelle Héloïse, и Contrat social. Отчего же ты только одно? Ты лишен большого счастья. Вот я прочел эту пьесу и мне слезы выступили и не оттого, что я выпил. (Я выпью сколько хочешь <и мне не будет так хорошо, как от этого>).
32.
Князь Андрей спокойно улыбнулся, давая этой улыбкой чувствовать своему собеседнику, что он угадывал и ждал это возражение.
– Я тебе и[1061] завидую. Ты все любишь, и тебя всё и все любят. Ты слаб характером, ты каждый день изменяешь мнения, ты бестолков, но я бы желал быть таким, как ты, да видно каждому свое. Ты[1062] счастливее меня.
– Этак князь Иполит еще счастливее нас, – шутя сказал Пьер. Князь Андрей нахмурился. Он встал и велел подать
[как говорит Вольтер, все жанры хороши, кроме скучного.]
[На что мне эта соната? и на что мне эти стихи?]
[Это великое.]
[Бог и баядерка. Что это должно означать?]