Государево дело. Иван Оченков
со всех краев нашего царства и станут ему товарищами в играх, учебе, а потом и в жизни. Большинство, конечно, будет из самых знатных и влиятельных московских родов, но не только.
– Смышленый, – немного подобострастно похвалил моего сына Клим.
– Весь в мать! – криво усмехнулся я, разом отбив у дипломата желание льстить.
– Крестить-то когда царевича станем? – уже обычным тоном спросил Рюмин, с полуслова понявший намек.
– А вот как Филарет патриархом станет, так первым делом и окрестим. Пусть пока хоть немного язык наш выучит да основы веры греческой.
– Имя вот только… – помялся глава Посольского приказа.
– А как еще предлагаешь наречь царевича, если он в день поминовения Дмитрия Солунского[3] родился? Понятно, что самозваного Дмитрия Ивановича еще многие помнят, но куда деваться?
– Оно так, – не стал спорить тот.
А герцогиня Мекленбургская в это время знакомилась со своими будущими придворными дамами. То есть с женами и дочерями членов Боярской думы. Нет, у нее конечно же была подобающая ее высокому положению свита из шведских и мекленбургских дворянок, но теперь ей полагалось иметь еще и русских приближенных. Все-таки русской государыне обходиться одними немцами было не комильфо. Царицей она, правда, еще не была. По крайней мере формально. Для этого дочери шведского короля нужно было принять православие, а вот этого ей не очень-то и хотелось.
Стоящие рядком боярыни и со своими дочерями во все глаза пялились на заморскую чуду-юду. Именно так они успели уже окрестить про себя свою новую повелительницу. Что же, Катарине Шведской было уже тридцать семь лет, и пора ее юности и свежести давно миновала. Но, как ни крути, она была королевской дочерью и сестрой!
Дело было еще и в том, что по русским меркам одета была государыня совершенно неподобающе. Нет, ее тяжелое бархатное платье, обильно украшенное золотым шитьем, было более чем роскошно. Но вот беда, его корсаж плотно обтягивал фигуру, выгодно подчеркивая стройность стана герцогини, на фоне бесформенных летников, ферязей и душегрей толпящихся перед ней русских женщин. А прическа? Тщательно уложенные волосы были прикрыты лишь золотой сеткой и тончайшей кружевной вуалью, отчего всякий встречный-поперечный мог их видеть. Для замужней бабы, по мнению ее новых подданных, это было совершенно недопустимо!
Сами они были в платках, поверх которых надеты кики, надежно скрывающие волосы от нескромных взоров. Только у девиц выпущены наружу косы, толщина которых могла поразить человека, незнакомого с уловками некоторых представительниц прекрасного пола, заплетавших в это природное украшение конский волос.
Следовавшие за Катариной придворные были одеты в той же манере, что и их повелительница, хотя и скромнее, но то ведь немки! С них какой спрос? А тут царица, понимать надо!
– Регина Аделаида, – обратилась герцогиня к своей первой даме – баронессе фон Гершов, – вас не затруднит быть моей переводчицей? Нужно ведь как-то познакомиться с этими дамами.
Ответом
8 ноября.