Трещина в могильной плите. Антон Алексеевич Семин
Никакого уважения к идущим рядом, все куда-то бегут с сумками на перевес, дети орут, визжат, родители цыкают, потные, с дрожащими руками и бегающими глазами. Люди кругом, люди бегут наперегонки, кто первый успеет к стойке регистрации, кто первый займет свое место, поднимется по трапу.
Сволочи. Мне в сотый раз наступают на ноги, давят мои шикарные туфли, покрытые лаком накануне и начисто выдраенные. Я даже смотреть не хочу на грязное белое пятно, которое теперь зияет как дыра на лакированной коже. Так и хочется разразиться гневной тирадой и изо всех сил ударить в лицо хоть одному наступившему. Но стиснув зубы, мне приходится идти дальше, засунув куда поглубже свои возмущения.
Прохожу один за другим гадкие сканеры. Тут покрутитесь, тут поднимите ручки вверх. Снимаю обувь, часы, ремень, чтобы надеть обратно через пару минут. Сканер издает звук, и молодая красивая девушка, томно улыбаясь, заявляет: «Минутку!»
Прохожу чуть дальше от сканера, чтобы посмотреть на его экран, вижу, что моя паховая зона подсвечена желтым цветом. Ухмыляющийся мужчина начинает обыскивать меня, что сильно раздражает. Подогревают мою злобу веселые лица Колика и Кристины. Но тут выясняется, что все нормально. И это после того, как здоровенный мужик бессовестно лапал мою промежность на глазах у сотни других пассажиров. Колик позволяет себе отпустить нелепую шутку. Все улыбаются, одному мне тошно. Хочется провалиться под землю. Я ведь часто понимаю, что мои друзья ничего не значат для меня. Я всегда готов их бросить и забыть, но едва ли им стоит знать об этом. Они не выросли в тот важный момент, когда требовалось. Мне удалось изменить свое сознание благодаря Эдварду, у них же такой возможности не было. Я начал понимать, что они отстают от меня. Я осознавал, что едва ли они поймут мой смех над ними. Они не знали, что я всем сердцем ненавидел всякий отстойник вроде большей части известных музыкантов, писателей и режиссеров. Всегда как дети: «ого, слышишь, там играет Металлика?». Срал я на вашу Металлику, мать вашу. Слышать ее уже не могу – тошно.
Я редко высказывал им эти мысли. Они никогда не понимали не могли понять. Я мог предложить им аналог любой вещи, которую только они находили, и аналог более свежий и интересный. Но их жалкие мозги не могли это осилить. Их хватало только на пресловутую Металлику и ежегодный просмотр самого известного фильма Финчера. Меня воротило. Воротило значительно. Раз уж на то пошло, иногда я ненавидел своих друзей, а потому я всегда был готов к худшему. Я хотел оборвать с ними все связи после возвращения… А сейчас можно было наслаждаться.
Сдаем наш багаж. Некрасиво выглядят чемоданы, обернутые этой прозрачной клеенкой. Когда мы поворачиваемся, чтобы двигаться на посадку, я замечаю краем глаза справа стоящего старика. Такой аккуратный, в костюме. Роется в своем маленьком чемоданчике, тщетно пытаясь найти какую-нибудь дребедень. Его лицо мне знакомо, и когда он поворачивается ко мне, чтобы узнать, чем он меня заинтересовал, я уже спешно шагаю к очереди, выстроившейся к борту. Это тот самый сукин сын из посольства. Неудачное совпадение.
***
С