Трещина в могильной плите. Антон Алексеевич Семин
Неожиданно добавил Кребинник.
– Про что?
– Про старушку, разумеется. Мертвую.
– Ну, начинай!
Мы закатились в очередной раз; я потер лоб и уставился на Кребинника в ожидании истории. Тот уселся более деловито и пустился:
– До того, как ты здесь появился, буквально за год до этого, в твоей комнате жила старушка по фамилии Селло. Она была древнее меня на пятнадцать лет, и, более того, мы с ней были знакомы, потому что когда-то жили по соседству. Она меня тогда недолюбливала, а здесь дошло до того, что она ополчилась против меня по полной программе и надоумила всех, что я возомнил себя Наполеоном. Первое время я терпел, потом понял, что пора действовать.
– Так!
– Ну, однажды у старушки немного поехала крыша. Она сказала «Звездопад» и легла на пол, закрыв глаза. Потом ее полчаса откачивали.
– Так!
– Вот так. И я решил проверить метод звездопада уже на следующий день, прошептав ей с утра на ухо «звездопад». Видел бы ты ее истерику. И я делал так каждое утро. Потом решил, что моего дела недостаточно, и начал предупреждать ее о звездопаде часа за два до сна в комнате отдыха. И знаешь, что? Она не выдержала двух недель. После двадцатого «звездопада» ее сердце перестало работать.
Я в ужасе отпрянул от Кребинника и молча уставился на сцену, стараясь не думать об услышанном. Старики – один другого хуже.
На сцене снова блондинка. Говорит что-то про любовь и милосердие, да так, что у старичков наворачиваются слезы на глазах. Пакостно.
Пару минут отхожу от такого неожиданного сна. Со мной еще не было такого – чтобы я заснул во время представления. Интересно, заметил ли кто-то?
Ноги болят. Видимо, затекли. Не знаю, сколько я проспал, но никаких перемен в настроении присутствующих старух нет, а, следовательно, ничего волнительного и не произошло.
Блондинка заканчивает говорить и вновь получает проклятые аплодисменты. Уши сворачиваются в трубочку, когда слышу нестройные хлопки. Они там совсем ничего не соображают или притворяются?
Кребинник поднимается. Я тоже. За нами – старики, заметно помолодевшие, но такие же тупоголовые. Встаем, двигаемся. Расходимся в разные стороны и недовольно ворчим.
«Куда теперь?» – интересуется у меня Кребинник. Игнорирую его вопрос. Сам не знаю, почему. Лень отвечать что-либо. Это все напоминает неожиданное представление в школе, когда счастливых детей забирают с уроков и ведут в актовый зал. Казалось бы, представление – ерунда полнейшая, но ритм дня уже нарушен, какие-то уроки пропущены вовсе. Этого вполне достаточно, чтобы как-то отвлечься от скучной ежедневной скукоты.
Вспоминаю этот сон.
Собственно, поверить в это очень сложно. Однако, всему есть свое объяснение. Например, интервью Эда для новостей, где он рассказал, что отец, угрожая револьвером, заставил парня начинять сэндвичи ядом. Все поверили, потому что его отец был ужасный алкоголик со стажем. Все знали, как он колотит своего сына без веской на то причины. Тогда одна из их местных газет даже на первой полосе разместила душераздирающие