Его конь бешеный. Ян Михайлович Ворожцов

      Он шел по мокрой поляне с проплешинами. Долговязый и старый, как сама древность, темная и священная, в грязных сапогах. Вохреное солнце тускло освещало мглистую местность, и глазу нечего было приметить в бледно-сером унылом пейзаже. Светловолосый оборванец в одном тапке и грубой рубахе с палкой в руке перегонял блеющих коз со двора во двор.

      У колеи роилась мошкара над темным пнем срубленной березы, пожухлый ствол с осыпавшимися листьями утопал в цветистом дерне. Пень кровоточил вязким соком, который быстро засыхал, напоминая огарок свечи, восковое изваяние, а над ним жужжали в числе тысяч комары и мошки, будто черное пламя этой умершей свечи.

      Дети, столпившись там, издалека тыкали палками по месту сруба, чтобы налипло сока с мошками, увязнувшими в густой клейкой массе. Он подошел к пню и тронул его двумя пальцами – облизал их и отправился дальше.

      Вдалеке возвышалась над туманом мельница, чьи лопасти, как у сломанных часов, вращались то туда, то обратно.

      По двору, клюя что-то, блестящее на солнце, метались в спешке куры, хлопая крыльями. Лысая беззубая псина, развалившись на влажной траве, пыталась грызть обслюнявленную косточку кровавой пастью, поскуливая от удовольствия.

      Он наклонился к ней, из глотки послышался враждебный рык.

      Он пересек улочку, куда из окон навалившихся друг на друга построек выплескивали зловонные помои, и вошел, пригнув седую голову без шляпы, в помещение одной из них.

      Рябой мужчина в пятнистом фартуке, протирая сухой тряпкой внутренность стаканов и, глядя сквозь донышко, ставил их под стойку.

      Тот, что вошел, оглядел помещение маленькими глазами. Потолок дрожал, сверху доносились отрывистые возгласы, кто-то топал ногами и обменивался фразами на чужом наречии. На верхней ступеньке лестницы возникла толстогубая чернокожая женщина с метлой, он посмотрел на нее.

      Затем глянул на чужака – белобрысого неприглядного мужчину, задумавшегося о чем-то и склонившегося над остылой похлебкой в глиняной миске, по краям которой брезгливо размазал вегжаницу. На столе: эта миска, старый облепленный воском подсвечник с зажженной свечой и шляпа.

      Тот, что вошел, направился к блондину и, отодвинув стул, перевернул его спинкой к стене, сел за стол.

      Блондин поднял глаза и оживился. Что-то ты долго.

      Но тут же умолк.

      Посмотрел на пустующие столы, опять на старика. Ты слепой?

      Старик промолчал, сидел, повернувшись к блондину лицом в профиль – безносый, похожий на летучую мышь, с длинными седыми перепончатыми крыльями волос, бороды у него не было, и тощая шея торчала из-под одежд колом, на который насадили эту уродливую голову.

      Ты глухой? Тут занято.

      Долговязый сидел и молчал, положив лопатовидные руки на колени.

      Блондин загнал в уголок рта палочку для чистки зубов, пристально всмотрелся в старика и локтем отодвинул шляпу на край стола.

      Я ищу одного, сказал старик.

      Да? И кого