Карлсон, танцующий фламенко. Неудобные сюжеты. Наталья Рубанова
veux!.. Je veux de l’ amour!..[7] “Же ву” как живу!..»[8] – шлягер-шлягер, я тебя съем, мурчит Алиса, пристраивая почти к ювелирным его контурам человечков из своих снов да человечков из чужих слов, а Макс хватается за голову, Макс натягивает то, в чём мать не рожала, Макс тянется за сигаретой, самоубийца, едва кнопка, случайно нажатая Алисой, волшебным образом утопает в вымуштрованном книксене паззла: так на экране высвечивается смеющаяся Isabelle Geffroy, новая визуализация от Liberté, Égalité, Fraternité, как выразится много позже эстетствующий фанат, и иже с ним. Макс тем безвременьем оседает, ведь все его предложения безличны, и – да: моросит, вечереет. От обиды сводит скулы, привкус железа смешивается во рту с чем-то кислым – так бедняга уже втискивается в куртку, так и крутит у Алисиного виска: «Ты же была, была на её концертах, ты всё слышала! Сколько ты денег спустила на эту блажь? Давно ремонт… – пока он ощупывает взглядом комнату, фраза глупо обрывается и повисает в воздухе. Алиса берёт её за уродливый кончик двумя пальчиками и выбрасывает в неуменьшительно-неласкательную «фортку», да только Макс не видит: глаза Макса засыпаны пеплом, терапия в помощь! – Это патология, понимаешь?.. – он срывается на крик. – Па-то-ло-ги-я! Ты… ты-ы, ты-ы…» – на втором «ы-ы» Алиса очерчивает невидимый круг: привет от Хомы Брута, томик Гоголя, как на грех, рядом. Скулёж входной-выходной двери схлопывает четырёхкамерное – впору валокордин… или что там они все пьют, когда слева вот так стучит?.. Ей бы вина. Немного кьянти, не больше бокала: просто чтоб заглушить аритмию – однако кьянти нет, кьянти не доезжает до N-ска. Вздохнув, Алиса подходит к музыкальному центру и поднимает – ещё, ещё громче! – прохладный хоботок аквалайзера: да, да, да почему нет-то? Она та́к, вот та́к чувствует!
Когда это точно началось, Алиса не помнит – помнит лишь время года, подарившее ей хрипловато-кофейное «же ву» насмешливой пирсингованной дивы, облачённой в юбку-брюки да мешковатый балахон; помнит лишь время суток, когда увидела миниатюрную фею, как называют её поклонники, с походящим разве что на послевкусие гаванской Cohiba Esplendido[9] (подарок вильнувшей хвостом маман в честь Happy New Year), парчовым голосом: sacrée![10] Летящий некогда по кровеносной системе монмартровских хитросплетений, он доставлял удовольствие даже копам, которым периодически вменялось гонять уличных музыкантов… Монмартр: когда же она, Алиса, двадцати зим без роду без племени, попадёт туда? Когда сможет улыбаться, слушая Je veux (год две тысячи десятый) вот так же, как улыбаются, слушая шлягер, все эти везунчики, рождённые «в благословенной Франции»? Когда уготовано ей будет, чёрт дери, явиться миру на земле франков, дабы с лёгкостию необычайной слушать вторую La Môme[11]? Впрочем, если допустить, будто Алиса и воплотится когда-нибудь на земле франков, Isabelle уже покинет её – или нет, или будет жить до ста лет, и тогда есть шанс успеть сказать? «ZAZ, ZAZ, – повторяет Алиса, год две тысячи десятый, как на духу, – ZAZ от альфы до омеги, ZAZ от дождя до солнца, ZAZ (какое странное прозвище…) от земли до неба!
«Я хочу! Я хочу любви!» (
Zaz, «Je Veux»: https://www.youtube.com/watch?v=8HDXSmDJ6Kw
Знаменитый кубинский сигарный бренд.
Священный/чертовский голос.
Прозвище Эдит Пиаф.