Карлсон, танцующий фламенко. Неудобные сюжеты. Наталья Рубанова
постылым образом не хотелось. Он мог бы позволить появиться на свет киндерёнышу от одной лишь Возлюбленной, да и то – не факт, ибо Возлюбленная стала бы прежде всего любимой женщиной, и лишь во-вторых – «матерью его ребёнка». Идеализации института «яжемать» Рунов никогда не понимал, отцовства – тем паче: родителей-фотографов, исколесивших всю страну, он, проживший с их подачи семь лет в интернате ЦМШ на Кисловке, ни в чём не винит. Эти люди, которые дышать не могли друг без друга и которым, кроме них самих, в сущности, никто никогда не был очень-то нужен (а ведь это и есть счастье, думал порой Рунов, подглядывая, как они держатся за руки, просто быть вдвоём), – итак, эти люди дали ему ровно столько тепла, сколько могли, да и как можно требовать больше?.. Чушь какая, «недолюбленные дети»! Сейчас они видятся несколько раз в год: католическое рождество, хэппибёстники – в остальном достаточно телефона: старики, по счастью, здоровы и даже заглядывают иной раз на концерты…
Да, разумеется, машинка должна работать бесперебойно, постоянный приплод является залогом стабильного функционирования Системы: Системы, основанной на его, Рунова, эксплуатации, и ему, Рунову подобным, человекоединицам. Однако та спираль, на которую перелетел он вместе со своей скрипкой, не вписывалась уже в систему координат воспроизведения себе подобных – инстинкты словно б вымарали из черновой его витальной «прописи», ну а чистовика под смычком никогда не оказывалось. Да и существует ли чистовик?.. Что проку от ещё одного маленького Рунова, который родится и тут же – стремительно – начнёт стареть, двигаясь к бесконечно удалённой точке, которая, как ни крути у виска, в лучшем случае окончится гигиеничной кремацией, в худшем – негигиеничным захоронением?.. Ему говорили: «Что-то с тобой не так. Ты не можешь, не должен так думать». Или: «Какой-то сбой программы». Или – ухохотаться: «Да ты не мужик, что ли?»
Забавно, когда Рунов, ещё в консерватории, был влюблён в Ж., уехавшую сразу после пятого курса по контракту в Германию, – и когда произошло то самое, вовсю эксплуатируемое ушлыми ТВ-сериальщиками, чэ-пэ (две белых полоски на тонкой бумаге), он уговаривал её «не делать этого», но тщетно: «Я никогда, слышишь, никогда за тебя не выйду!» Так маленького Рунова и не стало: одна из плановых операций – сколько uterus через такие проходят! Но ведь впрямь механизм дал сбой: так и расстались – Ж. улетела (как передавали крайне участливые друзья, уже через год строптивка окольцевалась: вдовый немецкий дирижёр оказался в нужное время в нужном месте), Рунов же поступил в аспирантуру и стал вечной «второй скрипкой».
Она же тем временем – вскоре Рунов узнает: Её имя Т. – нервно ищет что-то в сумке, из которой на продрогший, по цвету совсем как мокрая мышиная шерсть, асфальт падают поочерёдно ключи, записная книжка, томик Павича, пульверизатор, газовый баллончик, визитка с адресом отеля, билет и проч. Рунов наклоняется, Рунов протягивает Т. поочерёдно билет, баллончик, визитку, пульверизатор, ключи и проч. А дальше всё как в кино: их взгляды