Стена. Иллюзия одиночества. Илья Александрович Таранов
по улочкам Севильи. Накупила одежды. Виктор расщедрился. Я кое-что привезла сюда. Хочешь, покажу туфли?
– Какая прелесть, Вероничка!
– Я была в них на губернаторском балу. А вас с Николаем там не видела!
– Прошу тебя никому не говорить о том, что я тебе открою. Плохая новость, но тьфу-тьфу-тьфу, кажется, всё обошлось. Николаша лечился в одной московской клинике. Ему делали серьёзную операцию. Он скрывает свой недуг. Хочет опять в большую политику идти. Мало его, упрямца, прокатили в прошлом году на выборах. О здоровье совсем не беспокоится. Обо мне бы подумал, чёрт лысый, останусь одна, что делать-то буду? – Анна лениво вздохнула.
– Да, Аннушка, всё бы им забраться на Эверест. Упрямцы! Как говорят: «У него на голове хоть кол теши!»
– Было бы здоровье, так пускай лезет хоть на Северный полюс.
На время женщины замолчали, а затем Вероника, видимо, продолжила свои мысли:
– Не люблю холода… Север меня не привлекает. Европа скучна. Люблю наш зелёный лужок. Мне кажется, что цветы похожи на ноты, а вокруг музыка. Музыка Чайковского.
– По молодости надо в люди выбиваться, – прервала лирику Вероники Анна. – Правда, я не жалуюсь на Николая, но посмотрела, как многие в Москве живут. Ой, Вероничка, обзавидовалась… А дочка-то ваша ещё не замужем? Сейчас в Англии? Ах, в Лондоне учится! Ну да-да-да, как же, подзабыла… Вот в нашу молодость мы о загранице и не мечтали, – в таком ленивом течении разговор продолжался неизвестно сколько времени. Практически вечность. Интерес больше проявляла Анна, а Вероника гостеприимно приспосабливалась к собеседнице, пытаясь отвлечься от тяжёлых дум: милосердная озабоченность не покидала её милого лица.
В небольшом бильярдном зале в это время шла более оживлённая беседа, в которой участвовали Виктор, Тартищев и Клювин. Первые двое пытались играть, но без особого азарта. Говорил Тартищев:
– У меня даже мелькнула шальная мысль, что это новые политтехнологии. Да-да! Я это чувствую. Происки конкурентов. Всё может быть! Сейчас новые технологии бегут впереди паровоза. Так сказать, обгоняют человеческий разум вопреки разуму. Кажется, неплохая мысль?
– Ну ты загнул, Тартищев! Скажу тебе, брат, впереди паровоза бежать не следует. Лучше на нём ехать хоть к чёрту на кулички.
– Когда-нибудь уедем, Алексей. Ты, Виктор, себя не вини, что появилась такая штука на твоей территории. Ты совершенно ни при чём. Вот когда у меня в гостинице объявились нежданно-негаданно пожарники, Роспотребнадзор и Налоговая, тут я переволновался. Губернаторские псы натравили, когда я пошёл поперёк. Вот кого надо изолировать. Круто они старую гвардию потеснили. А тут нас никто не трогает, хотя кто-то сильно задел моё самолюбие.
– Самолюбие, дорогой Тартищев, хуже большого брюха. Не согнать, не спрятать! – скульптор с нескрываемым удовольствием похлопал по своему животу.
– Нам надо выбрать, друзья, общий путь поведения и отношения к происходящему. Переждать это явление.