Гостеприимная вода. Всеволод Воробьёв
глухариный выводок мы упустили. Глухарята прятались от дождя под молодыми ёлочками на краю большого открытого болота. Матка с квохтаньем малыми перелётами сначала отвела собаку в сторону, а потом напрямик полетела через чисть. Чок рванул назад, но глухарята после подъёма не присаживались, просто некуда было, а улетали вслед за копалухой. Пока я подбежал на шум, всё было кончено. Ну, вот, и тут – мрачно мелькнуло в голове… Потом долго ничего не попадалось. Дождь то прекращался, то продолжал сеять нудно, как в октябре. Хорошо, хоть ветер стих, а то залает собака чуть подальше, как услышишь? Мелькали иногда в еловой чаще рябчики. Но в ельнике было так сумрачно, что их силуэты тут же растворялись в серой мути. Один раз словно взорвался из-под куста старый косач, но я равнодушно проводил его взглядом, – мне нужен был глухарь, почему-то, только с ним связывалось у меня избавление от всех моих неудач. И мы нашли его! Поднятый с низу и посаженный Чоком на сосну, он сердито хрюкал в ответ на собачий лай и шумно оттряхивал мокрые перья. Наверное, от предчувствия удачи я забыл про осторожность и слишком открыто стал подходить к нему. И метров с тридцати петух меня заметил, напружинил лапы. Я понял, что он сейчас взлетит и начал поднимать ружьё. А когда он слетел, спокойно, в полной уверенности, что попаду, ударил в угон. Глухарь упал, как мне показалось, подранком, но когда я подошёл, несколько помятый петух спокойно лежал на мху, а довольная морда Чока была вся облеплена пухом.
Поднимая и рассматривая увесистую птицу, обнаружил, что немного дрожат руки. Сел, закурил, стал гладить и трепать за ушами своего рыжего помощника, в отличие от меня не только довольного, но и абсолютно спокойного. Вместе с дымком сигареты медленно таяли в сыром осеннем воздухе мои прошлые обиды, волнения от удачного выстрела, усталость от долгой ходьбы… Я явственно почувствовал, как душа наполняется радостным успокоением. Всё, цель достигнута, надо скорей домой! Туда, где обо мне, наверное, беспокоятся, ждут, разделят со мной мою радость и успех… Где я находился, я примерно представлял, – не очень далеко. Но одно дело ходить по лесу с охотой, не придерживаясь определённого направления, а другое – выйти напрямик к цели, не имея ни компаса, ни солнца над головой. Да теперь ещё в руках будет глухарь – как никак четыре килограмма. В голову пришла нелепая рифма: «Ах, какой же я дурак, что не взял с собой рюкзак». Но идти всё равно надо, и я пошёл. Держать глухаря за толстую шею было неудобно, за лапы – он цеплялся крыльями за кусты. Отстегнул ружейный ремень, привязал его к петуху, перекинул через плечо. Ружьё взял сначала в руку, но, вспомнив армейскую службу, положил его на свободное плечо и, держа его за конец ствола, понёс, как носил когда-то на маршах ручной пулемёт. Теперь всё стало хорошо, и я уже не шёл, а почти бежал.
Дождь кончился. Светлело небо, и поднималось моё настроение. Я предвкушал, как обступят меня друзья, как с удивлением будут рассматривать эту всё-таки довольно редкую для многих охотников птицу, пусть мокрую и немного общипанную, но всё равно большую, красивую и загадочную.