Каменные сердца. Михаил Кузнецов
чисто, – шепнул на ухо сержант.
Платон кивнул и шагнул к столу.
– Ну, господа, и что мы тут делаем?
– Многоуважаемый, – подал голос шаман с дивана. – Вы, собственно, кто?
– Дед Пихто.
– Так вали на хер, у нас уже есть один дед.
Платон глянул на шамана. Зрачки расширенные, говорит невнятно – под вмазой. С такими разговор короткий. Опер без слов дал ему крепкий подзатыльник, от чего шаман с кряком повалился на диван. Девушка в углу взвизгнула, домашние царьки вскочили.
– Сидеть! Руки на стол! – рыкнул опер и те послушно сели.
Платон обернулся к своим.
– Этого берем, – и повернулся к столу: – А вас я спросил – что тут делаете?
– Так эээ… отдыхаем, – ответил один, который Дмитрий.
– Спокойно, – добавил второй, который Борис.
– Спокойно? – Платон, не вытаскивая руки из кармана куртки, продел пальцы в кастет. – Ты меня успокаиваешь?
– Н-нет, начальник. Сидим спокойно.
– И давно?
– С утра, начальник.
Платон покосился на сержанта, тот покачал головой.
– Боря, еще раз беса загонишь, я тебе глаз выбью.
Домашний царек сглотнул:
– Три дня сидим.
– И все три дня спокойно?
– Д-да… – но Бориса вовремя ткнул в бок товарища. – Точнее, не совсем…
Платон злобно усмехнулся.
– А кто там в углу щемится? Слышь, дамочка, я тебе. Ну-ка подъем!
Девушка не решалась встать, пока Платон не прикрикнул. Она вздрогнула и стала медленно выбираться из своего укрытия. Двигалась тяжело, кряхтя от боли, и опера поняли, что это не от бодяги. Ей было просто больно, как и любому побитому человек. Девушка с сопением встала у окна, стараясь спрятать лицо в копне грязных спутавшихся волос. На ней висел один легкий халатик с голубыми цветами, порванный по левому шву до подмышки. Справа на поясе болталась подвязка. Девушка дрожала и смущенно запахивала халатик, стесняясь своей наготы.
– Леночка, ты, что ли? – заискивающе спросил Платон, вглядываясь в знакомое лицо за вуалью из волос. – Открой личико-то, не бойся.
Девушка откинула волосы, продемонстрировав под правым глазом крупный кровоподтек. Платон незаметно проследил за Димой и Борей. Оба насупились, зашныряли взглядами по углам, предчувствуя скорые неприятности.
– Эх Лена, что-то я не удивлен, – обратился розыскник к девушке. – Ну и чего ты там стоишь? Иди сюда, покажись народу.
Девушка всхлипнула и неровно пошла к центру зала, куда указывал Платон. Опер описал продетым сквозь кастет пальцем круговое движение – мол, повернись. Лена, сглатывая тугую обиду, начала оборачиваться, демонстрируя полицейским ноги в синяках, длинную с подтеками шею, разодранный в лохмотья халат, сквозь который проглядывалось избитое нагое тело.
– Твою мать, – вздохнул Платон. – Вам что, уроды, адреналина не хватает? На своих баб уже кидаетесь? Что ж, я