Дорога обратно (сборник). Андрей Дмитриев
затем раздался тонкий и протяжный гул. Задрав голову, Воскобоев поискал глазами огни истребителя, преодолевшего звуковой барьер, и ничего не нашел на небе, даже звезд, стертых ночными тучами…
Когда Воскобоев вернулся в квартиру, Елизавета показала ему письмо, пришедшее с утренней почтой, но забытое в суматохе дня. На двойном, в косую линейку тетрадном листе ее мать желала дорогим новоселам, чтобы их дом поскорей стал полной чашей, и заодно спешила обрадовать: отец дал о себе знать. Пишет, что жив, здоров и что волноваться о нем не нужно. Обратного адреса он не пишет, а почтовый штемпель размыт и невозможно разобрать, что там размыто: Сыктывкар или Самарканд.
Елизавета проснулась совсем скоро, на рассвете, и обнаружила, что ее муж тоже не спит, жмурится, улыбается каким-то хорошим мыслям. Она попробовала притвориться спящей и понаблюдать за ним из-под ресниц, но не тут-то было, – Воскобоев поцеловал ее в щеку и приказал:
– Подъем.
За скорым завтраком он, смущаясь, признался, что приснился ему запах грибного супа и так захотелось этого супа поесть, что сон как рукой сняло.
И они пошли по грибы.
Хнов спал, и по случаю выходного намеревался спать до одури. Они шли по безлюдным улицам и насмешливо поглядывали на глухие оконные занавески, за которыми тонули в душных сновидениях вчерашние гости. Воскобоев то и дело порывался постучать по стеклу и убежать, но рассудительная Елизавета не позволяла, дергала его за рукав, тянула прочь с притворной укоризной… Они вышли к окраине, туда, где улица Опаленной юности переходит в шоссе республиканского значения, и наконец ступили на зернистый, сильно побитый асфальт шоссе. Солнце глядело им в затылок. Лица купались в прохладе, а затылки томило тепло. День был весь впереди, он обещал жару, а в остальном был загадкой, потому что Воскобоев и Елизавета ждали от него радости и боялись, что радость не состоится.
Они свернули с шоссе в сторону, противоположную озеру, и углубились в лесопосадки. Здесь было сухо, светло, гриб здесь сам выходил навстречу. Они разошлись, как это и подобает серьезным грибникам. Они громко и часто аукались, хотя и не теряли друг друга из виду: лесопосадки были еще молоды и просматривались далеко, – а аукались Воскобоев и Елизавета просто так, для удовольствия, для того, чтобы попробовать на воле свои молодые утренние голоса, и еще для того, чтобы расстояние между ними их не разъединяло, а, наоборот, связывало. Когда уставали аукаться, когда расстояние, разделяющее их, начинало раздражать и даже оскорблять, они сходились на полянке, усаживались на плащ-палатку и хвастались друг перед другом своими трофеями, вываливая их из ведер прямо на теплый мох. Потом подолгу молчали, пристально разглядывая пленников из разных грибных племен, дивясь тому, до чего не похож гриб на растение, как быстро и споро он успевает вырасти и повзрослеть: всего за несколько часов от мига рождения, – или мы ошибаемся, и прежде чем выбраться на свет и волю, он провел утомительно долгий и темный отрезок