Калейдоскоп. Александр Александрович Стребков
шалопаев, как вы… А вам, вижу, труба!.. вон мешки под глазами,
того и гляди кондрашка за шиворот схватит… Романтиками вы были когда- то… Да и то: столкнёшься с таким, идиётом, на узком пути, и некуда бедной девице деваться, хоть в монастырь уходи… На душу опустошение ляжет, а в кровати… опять никого!.. Кому это нужно, скажите?.. – вы, обормоты!.. Я вас спрашиваю!.. Чего языки проглотили? или уже спите на ходу?!..
Прокричав свой монолог, Марья Андроновна, умолкла. Не дождавшись оправданий, спросила:
– А вообще-то, чем вы тут занимаетесь?.. словесным онанизмом?.. Огляни- тесь вокруг, кругом убогость и нищета, как и была прежде, а страна наша в
очередную пропасть катится!.. – а у вас на уме и языке одни бабы, до которых вам уже и дела-то нету… Терпеть и ждать я не буду, корыто ищите!..
– Марья Андроновна, да успокойтесь вы, ради бога!.. Худшее уже давно по- зади и стало быть, если судить по телевизору, экзотика лиц там поменялась, того и гляди, ума наберёмся… А нам много не надо… Вечерком бы в ресто- ранчик на пути заскочить, потом гульнуть за коньячком и балычком и в но- мера отправляться…
– Куда, куда?! – слепив до кучи глаза, спросила Мария Андроновна.
– Оговорился, простите. Я хотел сказать: в свой номер квартиры, куда же ещё…
Вот с этого памятного дня и почти что до самого Нового года, на Богатянов- ских буграх и в ближайших к ним городских кварталах, продолжались поиски
собственности и «реликвии» – корыта, которое ранее принадлежало супругам Василь Палычу и Марии Андроновне, фамилию которых мы так и не узнали,
по причине, что соседи её тоже запамятовали, а у самих потерпевших спро- сить мы постеснялись, ибо им было не до нас, когда подмыться им не в чём. Супруги, кряхтя и ругаясь с жильцами всего квартала, продолжали обитать в той самой тринадцатой квартире, по улице Седова. И как рассказывают, жи-
вут они там, ещё с двенадцатого года, прошлого века, когда по соседству оба пешком под стол ходили. Результатов поисков мы так и не узнали, но говорят, что корыто – то самое, что Хомяк утянул, – до сих пор стоит в углу, в коридоре, справа от двери, если с площадки зайти, в квартире у Клавдии Сироткиной, которая о нём попросту забыла. Живёт сейчас она сама, объявив на всю Бога- тяновку себя вдовушкой: влачит одинокое существование и не до корыта ей в эту пору. Со своей легкомысленностью она распрощалась и теперь приводит домой только по одному «кобелю», перейдя на более старший возраст. Хво- рью не страдает, а лишь пополнела, на почве наступившей спокойной жизни и мудрой профессии – бодяжить и продавать водку. А её «племяши», будто
бы сидят в колонии строго режима, на той самой Каменке, за кирпичным за- бором, который по самому верху так опутан колючей проволокой, да ещё к тому же под током. Оттуда уже не сбежишь, и что-либо увидеть можно, если на крышу залезешь… Но прошёл слух – на самой Каменке и в соседнем воен- ном госпитале, который раскинулся своими владениями как раз