Провинциальный апокалипсис. Владимир Чугунов
и, наконец, дописав, сказал со вздохом: – Ну вот и всё, идёмте.
– Куда?
– В дежурку, дело по инстанции передавать.
Мы вышли из кабинета, я шёл впереди, майор следом, в коридоре дежурной части он постучался в остеклённую, зарешеченную, как и огромное, во всю стену, ограждение, дверь, и, когда ему открыли, заходя внутрь, спросил сидевшего за столом дежурного:
– Куда с тяжкими телесными, в криминалку?
– Да.
Я сказал до свидания и вышел на улицу. В душе опять замаячил лучик надежды. Уж теперь-то, подумал, когда такой серьёзный диагноз и все фигуранты налицо, возьмутся за дело. По прежней советской жизни я помнил, что групповые преступления более тяжкие, чем одиночные, а тут налицо ещё и ОПГ (организованная преступная группировка). И уже представлял, как всю эту сволочь наконец задержат и водворят на скамью подсудимых.
Какой же я был наивный!
И хотя за дело действительно взялись, однако совсем не так, как мы ожидали.
На Казанскую, ставшую с недавних пор ещё и Днём народного примирения, служили с утра. И на этот раз на клиросе пели все кто мог: Катя, обе дочери, приехавшие семействами, зять Игорь, окончивший музыкальное училище и работающий заведующим сельского клуба, где жили его родители. Наша младшая, двенадцатилетняя Лиза, петь не умела или не смела, поскольку вбила себе в голову, что у неё слуха нет, и поэтому присматривала за племянницами, сидящими на лавке и мотающими недостающими до полу ножками в красненьких колготках и лакированных ботинках. У обеих из белых бантиков над розовыми ушками торчало по два русых хвостика. Миша, явно тяготясь этим, алтарничал. Словом, все были при деле, и только Дашиным оболтусам на месте не стоялось и не сиделось, и они, следуя друг за дружкой строго по старшинству, постоянно меняли место дислокации, чтобы наконец ускользнуть из поля зрения, а затем из храма, разумеется, не насовсем, а всего лишь до причастия, то есть до конца службы. Да не тут-то было. Как и полагается сотруднику ДПС, Гена следил за ними от входной двери и кивком головы возвращал назад, не обращая внимания даже на то, что они хватались за животы и страдальчески морщились.
Народу прибыло ещё больше, но и сегодня все до одного пожелали причаститься.
Многие из прихожан о случившемся уже знали и по окончании службы, обступив меня, засыпали вопросами и советами. Вопросы оставляю без внимания, а вот советы сводились к одному, всё к тому же: надо писать САМОМУ, не имеет значения, кому именно, главное – сразу ТУДА, а уж ТАМ разберутся, «а мы все подпишемся». Но для этого я не видел веских оснований. Чего понапрасну ТАКИХ людей беспокоить? Да и не стоит оно того? Да и время не то, чтобы из-за пяти колосков копья ломали.
К дому шли длинной вереницей. Внуки бежали впереди, их родители с предупредительными окриками следом, мы с Катей завершали шествие степенным шагом. «Маменька уже успела перетереть», как иногда шутила Даша, «с тётей Надей» последние новости и спрашивала меня про какой-то «куст».
– Это ещё что такое?
– Не знаю. Тебе его в полиции должны были дать.
– Чего?
– Это самое. Антон Надю спросил, она меня, я тебя спрашиваю: