Музыка на Титанике (сборник). Евгений Клюев

      Мою душу бросят в городской сток,

      моё тело бросят в городской ров.

      Тише, не волнуйся, это я так…

      непереводимая игра слов.

      Ни к чему оплакивать мой злой рок —

      это ерунда, что всё идет вкривь:

      непереводимая игра строк,

      непереводимая игра рифм.

      В этот город я уже совсем врос,

      страшно лёгок мне его корней груз —

      непереводимая игра фраз,

      непереводимая игра грёз.

      Только не пытаться понимать всех:

      всяк ведь как умеет, так и живёт,

      и летает в небе золотой смех —

      непереводимый детский смех, вот.

      Ложка дикого мёда и веточка винограда,

      и зелёного чая светлая бездна…

      Что касается вашего кофе среднего рода,

      то, спасибо, не надо – да пожалуй, и поздно:

      в это время я кофе не пью, тем более среднего рода.

      И поверьте, что дело не в консерватизме

      и не в том, что порода не та или, скажем, природа…

      Дело в прожитой жизни,

      в одной лишь прожитой жизни,

      от которой и так уж не много чего осталось —

      так… щепотка весьма потрёпанных идеалов,

      как то: эгалите, либерте и прочая малость —

      или милость, да парочка идолов обветшалых,

      да большая любовь – я теперь забыл её имя,

      да постыдное мелкотемье и малострофье,

      да остаток уменья не группироваться с другими —

      и дымящийся кофе, дымящийся чёрный кофе.

      Я уехал не в страну —

      я уехал в тишину,

      я уехал на рассвете

      (было пусто на билете)

      и состарился в полёте

      ровно на одну струну,

      ровно на одну строку,

      на понюшку табаку —

      ровно на одну понюшку,

      взятую с собой в дорожку…

      собирался понарошку,

      поклонялся ветерку.

      Собирался понарошку,

      путая орла и решку,

      попивал с гостями бражку,

      поминали старину.

      Говорил о чём – о Боге,

      и о том, как мы убоги,

      но состарился в дороге

      ровно на одну струну —

      на ту самую струну,

      на ту самую строку,

      что с тех пор ищу по свету

      столько лет, да толку нету, —

      на строку, на сигарету…

      на одно кукареку.

      Говорят, я совсем не знаю этого человека.

      А я знаю, что ветер в его голове зелёной,

      что он скачет на лошади белой, блестя короной,

      и что мёд в его сердце, а на устах ежевика.

      Говорят, это всё хорошо, только этого мало —

      и я должен иметь в руках рулетку и компас:

      вот тогда я с ним, значит, как следует познакомлюсь

      и начну разговаривать как