Момент. Дуглас Кеннеди
волоком затащил барахло на третий этаж. Фитцсимонс-Росса, похоже, дома не было. Я распаковал свои покупки и застелил постель. После чего отправился в близлежащее кафе «Стамбул» на ланч.
Хозяином «Стамбула» был миниатюрный турок по имени Омар (он соизволил представиться мне примерно через месяц после того, как я начал использовать его заведение в качестве выездного офиса), который беспрерывно курил и кашлял. Кафе было полная помойка. Примитивная барная стойка из цинка. Дешевые ламинированные столы и стулья. Низкопробный алкоголь на витринных полках. Пожелтевшие трэвел-постеры с живописными видами Голубой мечети, Босфора, дворца Топкапы и других стамбульских достопримечательностей. Из магнитофона возле кассы вечно доносилась, казалось, одна и та же тихая мелодия – заунывные стенания турчанки, которую бросил смуглый ловелас. Но я сразу прикипел душой к этому месту, которое подкупило меня не только мурлыканьем музыки и негромким шепотом пожилых турок, неизменно собиравшихся за дальним столиком и планирующих свержение какого-то мистического врага, но прежде всего покоем. Со временем Омар и меня стал принимать за своего. Когда я назвал ему свое имя, он, казалось, проигнорировал эту важную информацию и продолжал величать меня Schriftsteller — Писатель. И даже стал приглушать музыку, завидев меня. Похоже, ему было приятно, что я каждый день просиживаю часа два за столиком в углу, записывая в свой блокнот все, чему стал свидетелем за последние сутки. Я действительно пытался уместить на бумаге все подробности, хотя голова пухла от впечатлений.
Я бы, наверное, так и жил в «Стамбуле». Как человек молодой, я еще не был озабочен такими житейскими проблемами, как диета или прибавка в весе, и уж тем более не задумывался об опасности сигарет, которые были неотъемлемой частью творческого процесса. В «Стамбуле» кормили дешево и разнообразно. Привычное меню (спагетти «болоньезе» и «карбонара», кебабы из баранины, долма, венский шницель, кофти, пицца и даже самое греческое из всех блюд – мусака) обладало двумя ценными качествами: i) блюда всегда были в худшем случае съедобными, особенно если запивать их двумя пол-литрами пива «Хефевайцен» и турецким кофе на десерт; 2) еда никогда не обходилась мне дороже шести дойчемарок. Поскольку я терпеть не мог готовить – и даже сейчас, будучи пожилым холостяком, предпочитаю не тратить на это время (может, мне просто не повезло, и я так и не проникся поэзией кулинарии), – «Стамбул» был для меня идеальным пристанищем.
В тот первый день, устроившись за угловым столиком, которому суждено было стать «моим», и заказав пасту, я с интересом разглядывал интерьер и посетителей кафе: за стойкой бара кашлял хозяин; пожилой мужчина с невыразительным лицом курил и безучастно смотрел в окно; потный бегемот с пивным животом размером с бейсбольный мяч накачивался ракией и, весь в слезах, изливал душу невозмутимому бармену. Я выкурил три сигареты, пока торопливо заносил в блокнот подробности увиденного в спальне Фитцсимонс-Росса и впечатления от кафе «Стамбул». На бумагу были перенесены размышления о том, как много в Берлине беженцев – если