Любимый ястреб дома Аббаса. Мастер Чэнь
что какой-то конюх – кстати, со смутно знакомым мне по Самарканду лицом, – пытался удержать разом двух коней, один из которых мотал головой, а второй пытался встать на дыбы. А у копыт этих коней лежали два тела. Пятна крови и неестественно вывернутые конечности, да и сама неподвижность тел говорили о том, что они вряд ли поднимутся. Пыль еще оседала.
Мои преследователи, значит, не погонятся за мной дальше этого двора.
Но никакой радости от этого я не испытывал. Напротив, я медленно – чтобы не выделяться в толпе, – двинулся обратно в сторону ворот, а выйдя из них, тронулся, пытаясь не переходить на бег, туда, где было как можно больше людей. Чтобы скрыться среди них и исчезнуть.
Здоровый инстинкт торговца говорит: если ты начинаешь обсуждать какую-то сделку и обнаруживаешь, что не понимаешь ровным счетом ничего из происходящего, то надо вежливо попрощаться и заняться чем-то другим.
А здесь, как подсказывал какой-то другой инстинкт, не стоит даже прощаться. Потому что происходившее было не просто непонятным и очень дрянным делом, но связано было это дрянное дело каким-то образом именно со мной.
Значит, надо было бежать.
Но бежать не как глупый паникер, а совсем иным образом.
ГЛАВА 4
Серебряные стремена
Этим же вечером из города на юго-запад, в Мерв, выезжал совсем не тот человек, что въезжал в Бухару накануне.
Человеком этим был я, догадавшийся после бегства с собственного торгового подворья сесть среди узких улиц в тихом месте, поесть супа (вкуса которого не ощущал) и хорошенько подумать. И прийти к нескольким неприятным, но неизбежным выводам.
Главный из них – что опасность реальна. А также что нечего и пытаться быстро разобраться в происходящем. Тем более – человеку, который вдобавок сделался уже почти что иностранцем в собственной стране.
А раз так, следует исключить малейший риск.
Трусость – не позор. Глупость – вот что такое позор. Бояться не надо ничего, кроме… опасностей. А не признавать опасность – это первейшая из глупостей.
Я не боялся гулей пустыни, омерзительных длинных чудовищ с козлиными ногами, которые заманивают путников в дикие места и пожирают их. И ведь мне как-то раз, у Лоб-Нора, показали уже длинную серую гряду камней, за которой год назад сгинули и не вернулись трое караванщиков. Я начал вглядываться – и тут в дрожащем над этой грядой тошнотворном мареве возникла на мгновение пегая голова… Но я не боялся. И потому, что люди из княжеств Инда говорили мне, что гули – это только дневные миражи, порожденные светом звезд и постепенно тающие светлым днем; и потому, что я был не один, целый караван готов был схватить под уздцы коня любого, кто, завороженный, вдруг начал бы подниматься вверх по проклятому склону. Так что гули опасностью, если говорить всерьез, все-таки не были.
Но сейчас я был совершенно один, не имел понятия, за какой грядой и кто скрывается, кто друг и кто враг, и почему у меня вообще появились враги. То есть опаснее ситуации попросту не бывает-на Лоб-Норе