Русское воскрешение Мэрилин Монро. На 2 языках. Дмитрий Николаевич Таганов
high-end settlements in Russia, was his party’s property, and was bought just a month ago with sponsor-bank’s money. However, these last weeks before the elections Fomin lived here, moving here alone from his family’s city apartment. In this cottage, besides him, lived his guests from India. Actually, this house was bought especially to accommodate them with appropriate class and luxury.
Он только что звонил в соседнюю комнату, на этом же втором этаже, но она, услыхав его голос, сразу бросила трубку. Теперь же, походив по кабинету, он снова остановился у окна, и опять набрал ее номер. Когда длинные гудки прекратились, Фомин отчетливо и с расстановкой сказал в трубку:
– Мэрилин, папа обидится. Папа будет плакать. Мы должны ехать с тобой к папе. Сейчас же.
Ten minutes ago Fomin called by phone the adjacent room, but when a girl there heard his voice she immediately hung up. However now, after walking around the office, he stopped at the window and dialed her number again. When long beeps ended Fomin clearly and emphatically said into the phone:
“Marilyn, dear, your Dad will get very upset. Daddy would cry. We should go to him at once, right now, your Dad is already crying!”
Та ответила не сразу, и он успел подумать, что она закинула куда-нибудь со злости свою мобильную трубку, узнав его голос, но все-таки потом услыхал:
– Хорошо, я поеду к папе.
Фомин сразу же набрал номер Мячевой. Та ждала его звонка на нижнем этаже.
– Мэрилин согласна. Зайдите за ней через десять минут, – тихо сказал он.
Because a girl didn’t reply immediately, Fomin guessed that she, having recognized his voice, had thrown in anger her cell phone, but then with a great relief he heard her quiet voice, “Yes, I’ll go to see my daddy.”
Fomin immediately dialed Myacheva’s phone. This party deputy of his was waiting for his call on the first floor. Calmly he said, “Marilyn has agreed to go. Pick her up in ten minutes.
Фомин пожевал зубами себе нижнюю губу и снова посмотрел за окно. Еще вчера он полагал, что сможет удержать эту девчонку в узде хотя бы несколько дней. Нужны были только эти последние три-четыре дня, – потом все это будет совершенно неважным. Но сразу после смерти милого ей Сережи ее понесло.
Но это вполне можно было предвидеть. И нужно было ему предвидеть! Любовники. С пятнадцатилетнего возраста. Могло ли быть иначе!
Все было бы ничего. Но вот только после тех ее выкриков, брошенных сегодня в зал крематория про коммунистов, с той минуты все в корне менялось. Она стала теперь открытым, опасным и непредсказуемым врагом.
Fomin, chewing his lip, looked again at the yellowing fields in the window. Even yesterday he was sure he could keep this crazy girl in check at least last few days. He badly needed only these three or four days, and after that all this would be insignificant, including this whore. But the death of her dear Sergey made her wild. “I had to foresee that! I had to!” He thought with a pain. “They were lovers from the age of fifteen! What else could I ever have expected?”
He and his party could formerly cope with Marilyn’s hurt feelings, her grief, her hysterics, and silent suspicions, but things cardinally changed today after her screams in the funeral hall about Communists. After that everything has changed radically. This woman, having cried out those words, became a dangerous and unpredictable enemy of his party.
Фомин пощупал себе подбородок, проверяя щетину, и начал одеваться: свежую рубашку, галстук, костюм…
Когда началась горбачевская «перестройка», когда начал качаться, шататься и рушиться вовеки «нерушимый» Советский Союз, Фомин был уже вторым секретарем райкома комсомола. Это была крупная должность для двадцатипятилетнего выпускника Высшей школы комсомола. Как член компартии с девятнадцатилетнего возраста он сначала воспринимал все новшества заступившего нового Генерального секретаря его партии, как вынужденные меры, совершенно необходимые, по-видимому, в этот момент, – во враждебном империалистическом окружении, да еще при том резком падении мировых цен на нефть, кормившую страну уже четверть века. Он не знал, не учил, и поэтому никому не говорил, что не будь этого подарка природы, – нефти и газа, – и заоблачных цен, державшихся на биржах последние годы, страна победившего в стране социализма давно бы голодала, как это было уже при Сталине, навсегда развалившем сельское хозяйство.
Fomin felt with the fingers his chin checking the bristle, and began to dress up: a fresh shirt, tie, black suit. Fifteen years ago, when Gorbachev’s perestroika had started, when "indestructible" Soviet Union, as it was named in the national anthem, began to shake and tremble, Fomin was the Second Secretary of the District Committee of Komsomol,