Русское воскрешение Мэрилин Монро. На 2 языках. Дмитрий Николаевич Таганов
ранние декабрьские сумерки его черная «Волга» миновала шлагбаум КПП, на малой почтительной скорости скользнула по заснеженной березовой аллее и остановилась около главной в стране больницы. Надев белый халат, академик молча последовал за дежурным врачом и личным помощником генсека по пустынным широким коридорам. По пути только почтительно вставали из-за своих столов офицеры охраны и медицинские сестры. Перед дверью одной из палат его оставили одного, и в больничной тишине он услыхал, как громко бьется его сердце. Наконец, его пригласили войти.
In the early December twilight academician’s chauffeur-driven black Volga passed a check point barrier, then slowly and respectfully moved through snow-covered birch alley and stopped at the entrance of this foremost hospital in the country. Having put on a hospital gown, academician silently followed the assistant to the Secretary General and his on-duty doctor, passing desolate hushed corridors. On their way Security officers and the nurses stood up respectfully at their desks. Three of them stopped at one of the wards, the academician was asked to wait and his escort entered the door. In a motionless silence the academician has distinctly heard the loud beating of his heart. In five minutes he was asked to enter the ward, too.
Он не сразу рассмотрел генсека. В палате было сумеречно, несколько неярких ламп освещали только аппаратуру у стены, столы с медикаментами и стеклянными приборами. Он рассмотрел сначала широкую, специальную кровать, больного в ней, и блестящие гибкие трубки, уходившие под простыни из большого аппарата, стоявшего на полу в углу палаты. Затем, увидал синюшное, одутловатое лицо, глубоко утопленное в подушке. Он не сразу и узнал генсека, которого больше помнил по портретам в газетах. Но в эту вторую их встречу генсек сразу улыбнулся ему, приподнял с кровати руку и сделал ею дружеский, приглашающий присесть жест. Академик присел на стул рядом с кроватью, теряясь, как ему почтительней вести себя с больным. Но генсек неожиданно громко для больничной палаты заговорил первым.
The academician didn’t immediately make out Secretary General in a dim ward. It was really dark there with just a few gloomy lamps illuminating sophisticated equipment by the walls, and the cabinets full of drugs. At first, with his eyes adapting to darkness, he made out the wide, specialized bed, then a frigid figure of the patient under the covers and the glittering flexible tubing diving under his blankets from the huge apparatus by adjacent wall. Only then the academician noticed cyanotic and bloated face, deep in the pillows. He didn’t immediately recognize Secretary General, because he remembered his face mainly as he saw it in the newspapers, but they of course published retouched photos shot several years ago. Unexpectedly this time, at his second encounter with Secretary General, the latter was the first one to smile. He raised just a little his hand and made a friendly sign to sit down. The academician had sat shyly on a chair by his bedside, being lost as to how respectfully behave with this patient, and what the words were appropriate in the circumstances. But the Secretary General was the first to address him, unexpectedly loudly for the hospital ward.
– Давненько мы с вами не виделись…
– Добрый вечер. Как ваше здоровье, товарищ Андропов?
– Какое теперь здоровье! Нет у меня больше здоровья.
С разговором, академик почувствовал себя уверенней, глаза его привыкали к семеркам палаты, и краем глаза он рассмотрел большой белый аппарат в углу, от которого тянулись к генсеку трубки. Аппарат мерно вздыхал с мягким металлическим шелестом, и изнутри слышалось бульканье жидкости. Он догадался, что это была искусственная почка, но видел такой аппарат в работе впервые.
“Long time we haven’t seen each other.”
“Good evening, comrade Andropov. How’s your health?”
“What health do you mention? I got no health any more.”
With the small talk the academician felt himself more confidently, his eyes got accustomed to the dusk, and he secretly examined the large white apparatus in the corner connected to General Secretary by flexible tubing. The apparatus sighed deeply with soft metallic murmur and a distinct liquid gurgling inside it. The academician has heard the rumors that the sick kidneys plagued the Secretary General and that seemed true. He realized that the sighing apparatus was an artificial kidney; he never saw such a sophisticated thing before.
Генсек перевел взгляд на помощника, стоявшего у двери и сказал:
– Поставьте нам что-нибудь джазовое. Дюка Эллингтона.
Помощник подошел к столу, на котором стоял стереопроигрыватель, выбрал и вынул из конверта виниловую пластинку, поставил ее на вертушку. В палате зазвучал джазовый саксофон.
– Немного громче, – сказал генсек, и саксофон зазвучал громко даже для гостиной в квартире. – Так хорошо. Идите.
General Secretary looked at his assistant sitting at the desk by the door and said softly, “Let’s hear something jazzy. Yeah, put the disk of Duke Ellington for us.”
The assistant went to the side table with a record-player, picked up from the stack on the shelf a vinyl record and put it on the turntable. The