Пчелы мистера Холмса. Митч Каллин
обществе и, по ее словам, проводила там целые часы, читая среди цветов.
– И впрямь, это самое подходящее место для такого рода досуга. Продолжайте ваш рассказ.
– Вечером я пришел домой, и ее еще не было. Записка оставалась на двери, и признаков того, что Энн возвращалась, не имелось. Я разволновался. Первой моей мыслью было отправиться на ее поиски, но не успел я выйти из дома, как Энн вошла в калитку. Какая же она была усталая, мистер Холмс, и, увидев меня, она, кажется, смутилась. Я спросил, почему она так поздно, и она ответила, что заснула в парке Физико-ботанического общества. Это было неправдоподобно, но едва ли невозможно, и я удержался от дальнейших расспросов. По чести говоря, я просто почувствовал облегчение оттого, что она дома.
Но через два дня это случилось вновь. Я пришел домой, а Энн не было. Вскоре она появилась и объяснила, что снова задремала под деревом в парке. На другой неделе все повторилось – опять во вторник и в четверг. Будь то другие дни, у меня не зародилось бы подозрений так быстро и я бы не стремился проверить свои догадки. Зная, что ее занятия начинались в четыре и заканчивались в шесть, я рано ушел со службы и занял неприметную наблюдательную позицию на улице напротив магазина Портмана. В четверть пятого на меня снизошло что-то вроде успокоения, но, готовясь уйти, я увидел ее. Как ни в чем не бывало она шла по Монтегю-стрит – по другой ее стороне, – высоко подняв солнечный зонтик, который я подарил ей на день рождения. В эту минуту мое сердце оборвалось, и я застыл, не пошел за ней, не окликнул ее, только смотрел, как она складывает зонтик и входит в магазин Портмана.
– Обычно ли для вашей жены являться на условленную встречу с опозданием?
– Отнюдь нет, мистер Холмс. Она считает, что точность – это добродетель, то есть считала до некоторых пор.
– Понятно. Прошу вас, дальше.
– Вы можете представить, какое во мне вскипело возмущение. Мгновение спустя я взбегал по лестнице к квартире мадам Ширмер. Я уже слышал, как Энн играет на гармонике свои страшные, тяжкие мелодии; самое их звучание распалило мой гнев, и со всей яростью я ударил в дверь.
– Энн! – закричал я. – Энн!
Но встретила меня не моя жена. Это была мадам Ширмер. Она открыла дверь и вперила в меня самый злобный взгляд, какой мне доводилось встречать.
– Я хочу видеть мою жену, немедленно! – возгласил я. – Я знаю, что она здесь!
Тут же музыка перестала доноситься из глубины квартиры.
– Идите домой и там увидите свою жену, герр Келлер! – негромко сказала она, ступая вперед и закрывая за собою дверь. – Энн уже не учится у меня! – Она держалась за ручку двери и загораживала своим массивным телом проход, дабы я не мог прорваться в квартиру.
– Вы обманули меня, – сказал я достаточно громко, чтобы Энн могла услышать. – Вы обе меня обманули, и я этого не спущу! Вы подлая и порочная особа!
Мадам Ширмер рассвирепела, да и я так рассердился, что язык у меня заплетался, как у пьяного.