Пчелы мистера Холмса. Митч Каллин
что не может отчитаться перед собою за прошедшую часть дня.
Однако он был убежден, что воспоминаний больше сохранилось, чем утратилось. По возвращении домой вечерами он садился за стол и – в перерывах между работой над своим неоконченным трудом («Все об искусстве расследования») и подготовкой тридцатисемилетней выдержки «Практического руководства по разведению пчел» к переизданию в «Бич и Томпсон» – непременно обращал свои мысли туда, откуда вернулся. Тогда он мог вновь оказаться там, на железнодорожной платформе в Кобе, ожидая после долгой дороги господина Умэдзаки и посматривая на проходивших мимо: малочисленные американские офицеры и солдаты бродили среди местных жителей, предпринимателей, семей с детьми; по платформе разносилась и растворялась в ночи какофония голосов и быстрых шагов.
– Шерлок-сан?
Словно из ниоткуда, около него возник стройный мужчина в альпийской шляпе, рубашке апаш, шортах и теннисных туфлях. С ним был другой – чуть моложе, одетый точно так же. Оба одинаковых человека глядели на него сквозь очки в проволочной оправе, и старший – вероятно, лет пятидесяти с небольшим, решил Холмс, впрочем, относительно азиатов трудно судить с уверенностью, – встал перед ним и поклонился; второй без промедления сделал то же.
– Я полагаю, вы господин Умэдзаки.
– Да, сэр, – сказал старший, оставаясь склоненным. – Добро пожаловать в Японию и добро пожаловать в Кобе. Для нас честь приветствовать вас. Для нас также честь принимать вас в нашем доме.
И хотя письма господина Умэдзаки свидетельствовали о хорошем владении английским языком, Холмса приятно удивил его британский выговор, указывавший на порядочное образование, полученное за рубежами Страны восходящего солнца. Ведь Холмс, в сущности, ничего не знал об этом человеке, кроме того, что тот разделял его страсть к зантоксилуму перечному, или, как он назывался по-японски, хирэ сансё. Именно этот общий интерес послужил поводом к их продолжительной переписке (господин Умэдзаки написал первым, прочитав опубликованную Холмсом несколько лет назад монографию под названием «Ценность маточного молочка, с дальнейшими рассуждениями о пользе для здоровья зантоксилума перечного»). Но поскольку этот кустарник в основном растет у берегов своей родины Японии, Холмс никогда не видел его своими глазами, как не пробовал и блюд, приготовленных с добавлением его листьев. К тому же, путешествуя в молодые годы, он ни разу не воспользовался возможностью посетить Японию. Когда господин Умэдзаки пригласил его, он понял, что время может не предоставить ему другого случая обследовать те достославные сады, о которых он лишь читал, или однажды в жизни увидеть и испробовать на вкус необычное раскидистое растение, давно и глубоко восхищавшее его, чьи свойства, как ему казалось, способны продлевать человеческие дни так же, как его возлюбленное