Пчелы мистера Холмса. Митч Каллин
Умэдзаки. Используя одно из немногих известных ему японских слов, он выпалил охайё[4], когда она поставила поднос на прикроватный столик. По-прежнему не замечая его, она прошла в ванную комнату и пустила воду. Он сел, недовольный, и пил чай, читая записку:
Ушел по делам.
Хэнсюро ждет вас внизу.
Буду к вечеру.
Охайё, уныло сказал он себе, опасаясь, что его прибытие внесло сумятицу в домашний распорядок (вероятно, не предполагалось, что он примет приглашение, или господин Умэдзаки оказался разочарован не самым бойким джентльменом, которого встретил на станции). С уходом Маи он испытал облегчение, но оно омрачилось мыслью о Хэнсюро и целом дне без приемлемого общения, о том, что придется жестами показывать, что ему нужно, – пищу, питье, уборную, сон. Он не мог в одиночку осматривать Кобе, ведь хозяева оскорбились бы, обнаружив, что он ускользнул из дома. Пока он мылся, душевная смута делалась все сильнее. Он, в общем, повидал мир, но большую часть жизни уединенно провел в Сассекс-Даунсе и сейчас чувствовал себя неуютно в совсем чужой стране, тем более без сопровождающего с приличным английским языком.
Но, когда он оделся и встретился внизу с Хэнсюро, беспокойство ушло.
– Доброе у-то-ра, сэнсэй, – пробормотал Хэнсюро, улыбаясь.
– Охайё.
– О да, охайё, хорошо, очень хорошо.
Потом, под частые кивки Хэнсюро, довольного его навыком в обращении с палочками, Холмс съел нехитрый завтрак, состоявший из зеленого чая и риса, в котором было распущено сырое яйцо. До полудня они гуляли, наслаждаясь чудесным утром под пологом чистого синего неба. Хэнсюро, подобно юному Роджеру, поддерживал его за локоть, ненавязчиво направляя, и, выспавшийся, еще и укрепивший силы ванной, он видел как будто бы другую Японию. В свете дня Кобе разительно отличался от той опустошенной местности, которую он наблюдал накануне в окно трамвая: не было видно разрушенных зданий; улицы кишели прохожими. По занятой торговцами главной площади бегали дети. Из бессчетных лапшичных звучали говор и бульканье кипящей воды. На северной возвышенности города он заметил целый район домов в готическом и викторианском стилях, которые, подумал он, должны были первоначально принадлежать иностранным торговцам и дипломатам.
– Чем, если мне будет позволено спросить, занимается ваш брат, Хэнсюро?
– Сэнсэй…
– Ваш брат, чем он занимается, где служит?
– Это… нет, я не понимаю, совсем мало понимаю, не много.
– Спасибо, Хэнсюро.
– Да, спасибо, спасибо вам большое.
– Я рад, что провожу этот славный день в вашем обществе, и ваши недостатки тому не помеха.
– Думаю, да.
Но по ходу прогулки, сворачивая за углы и пересекая людные улицы, он начал всюду отмечать признаки голода. Дети, на которых не было рубашек, не носились по паркам,
Доброе утро