В плену безмолвия. Наоми Александровна Рейн
поласкал. Я начала подсаживаться к нему все ближе, не поправляла юбку, даже когда она задиралась так, что были видны белые трусики.
Он очень долго не поддавался.
– Милая моя, что ты со мной делаешь? Я ведь уже старик, ты знаешь, все эти утехи для молодых.
В ответ я бурно возмущалась:
– Это ты-то старый?! Не смеши меня! Ты же в самом расцвете сил, только, можно сказать, жить начинаешь!
– Мне, конечно, очень приятно на тебя смотреть, такие формы… Но я никогда не причиню тебе зла.
Но его восхищенный взгляд не отрывался от моей груди, и я понимала, что очень ему нравлюсь. И это только распаляло меня еще сильнее.
Соблазнить его стало моей идеей фикс. Я сама не знаю, почему я это делала, словно что-то мной завладело. И оно было настолько сильное, что я не могла сопротивляться. Мне так хотелось, чтобы он обнял меня, крепко-крепко прижал к себе, чтобы его руки стиснули мою попу, а потом его рука медленно спустилась бы ниже и глубже. При этой мысли я начинала непроизвольно дергаться и постанывать.
И однажды, когда мы в очередной раз сидели за столом, он посмотрел на меня. Я не отвела взгляд, как всегда раньше. А смотрела и смотрела ему прямо в глаза. И он тоже, казалось, был не в силах отвести взгляд.
– Ты когда-нибудь целовалась по-французски? – вдруг спросил он хриплым голосом.
– Нет, – медленно ответила я, не отводя взгляда, – но хотела бы попробовать.
Не знаю, что на меня нашло. Словно не я отвечала ему, а что-то, завладевшее мной.
И тут произошло невероятное. Он покраснел. Залился густой красной краской по самые уши. Даже лысина его стала красной и заблестела в свете лампы. Мне стало смешно, но я сдержала улыбку, чтобы не обидеть его.
– Ты научишь меня, милый? – я впервые назвала его на "ты" и "милым". Но почему-то это казалось совершенно естественным.
Я встала и на ватных ногах подошла к табурету на офисной кухне, где он сидел. Краска отлила с лица, он стал бледным, как полотно. Прозрачные синие вены проступили на висках. Я села рядом с ним на табурет, вполоборота. Он протянул руку и выключил свет. В легких сумерках мне было хорошо его видно. Я сидела рядом, почти вплотную к нему, и наши глаза снова встретились. Я поняла, что магнит, мучавший меня столько недель, действовал и на него. Отвернуться или опустить взгляд было невозможно. Как загипнотизированные змеей мы медленно-медленно, практически незаметно, приближали головы друг к другу.
Вдруг в коридоре раздались шаги. Я обернулась, испуганная, вдруг идет кто-то из коллег. Но нет, всего лишь уходил с работы сотрудник соседнего офиса. В этот момент Борис с глухим стоном схватил меня в объятия. Сжал так сильно, что мне почти стало больно, и зарылся лицом мне в грудь. Из моих губ вырвался полу-стон, полу-вздох. Страшное раздражение наконец-то было утолено. Он не просто касался меня, он сжимал меня в объятиях. Терся лицом о мою грудь и страстно, яростно целовал, покусывал и слюнявил ее. Он опрокинул меня на табурет, медленно выпростал руки из-под моей спины, и они